Она слегка задумалась, помешивая похлебку, кисло улыбаясь, Клэр никак не могла представить себе галантного кавалера, подъезжающего на лихом коне к двери ее дома и обращающегося к ней с просьбой отдать ему руку и сердце. Может, она станет поварихой или швеей, но женой – никогда.
В коридоре, ведущем к холлу для слуг, раздался зычный голос Хэркорта:
– Ты там, девочка?
– Да, папа, – откликнулась Клэр, стараясь унять раздражение из-за его небрежного обращения – «девочка», словно она какая-то кухонная девка.
– Принеси мне обед в кабинет, когда все будет готово. Я ухожу.
– Хорошо, папа.
Куда же он уходил? Чтобы сразу начать ухаживания за миссис Лоусон, ведь теперь он стал свободным человеком? Она в сердцах грохнула черпаком по краю сковородки. Чувствительный человек, несомненно, не выходил бы из дома в день, когда похоронил жену, но разве у Джорджа Хэркорта были чувства? Ему абсолютно наплевать на всех людей, живущих в этом маленьком городке Брэдфорде-на-Эвене, на всех людей на всем Уилтшире. У них свои заботы, у него – свои. Она взяла поднос. Ну да ладно – еще несколько лет, и она будет хозяйкой собственной судьбы.
Печальная зима, сопровождаемая резкими ветрами и ливнями, уходила, и в воздухе запахло весной. Стручки нарциссов и гиацинтов выглянули по обочинам дороги, а на деревьях появились молодые листики. Подснежники застенчиво вытягивали свои головки к солнцу, приветствуя теплую погоду. После нескольких месяцев, когда отнюдь не ласкали взгляда сухопарые обнаженные деревья и лишенные жизни изгороди из кустарников, вновь совершалось чудо возрождения природы.
В доме последнее время было очень тихо. Продолжительные отлучки Хэркорта были для Клэр большим облегчением. Она была уверена, что он, выходя из себя, оказывает всяческие знаки внимания миссис Лоусон. Еще три месяца, и он непременно сделает ей предложение. У Клэр на этот счет не было ни тени сомнений. Но примет ли его вдова? Правда, ее отец был все таким же высоким, стройным мужчиной, на его голове не было и следов седины, но лицо уже огрубело, и признаки разгульной жизни явственно читались на нем.
Когда на смену весне пришло лето, Клэр воспрянула духом. Теперь ей было почти восемнадцать, и память о матери постепенно тускнела. Она кое-что выбрала из их совместного гардероба и сама состряпала небольшую коллекцию приличной одежды для себя. Немного кружев здесь, ленточка или оборка там, и в результате у нее получилось с дюжину вполне респектабельных, достаточно скромных платьев. Твидовый плащ и старомодная шляпка с полями – к сожалению, это было все, что она смогла раздобыть для выхода из дома. Но она редко ходила по улицам Брэдфорда-на-Эвене, который, конечно, не шел ни в какое сравнение с таким центром моды, как Бат, расположенный в восьми милях отсюда, поэтому ее устаревшая шляпка с полями не привлекала с себе никакого внимания. Торговцы и продавцы были с нею вежливы, хотя она почти ничего не покупала, и она относила их почтительность к тому, что Хэркорт являлся владельцем кое-какой собственности. Она, конечно, сильно удивилась бы, узнав, что ее отец уже давно ничем особенно не владеет, если не считать нескольких акров земли с лесом, и получает аренду лишь от нескольких коттеджей. Она не предполагала, что их уважительное отношение к ней объяснялось их симпатией к одинокой бледной девушке, очень похожей на свою красавицу-мать в то время, когда та была невестой, а Джордж Хэркорт превратил ее в высохшее хрупкое создание, в собственную тень.
В тот день, когда исполнилось ровно шесть месяцев со дня кончины матери, Клэр находилась на кухне, где резала овощи к ужину. Было жарко, и задняя дверь была распахнута настежь. На голове девушки был надет старинный домашний чепец, оставленный здесь кем-то из давно покинувшей дом прислуги, а длинный фартук скрывал почти всю ее фигуру. Она немало повозилась, пытаясь растопить печь, и лицо у нее было мокрое, покрылось сажей. Поставив на печку кастрюлю, она заметила упавшую на пол тень. Вздрогнув, она обернулась, ожидая увидеть за спиной лесоруба, но только не это представшее у нее перед глазами видение.
Ее глаза расширились от удивления, когда она увидала в проеме двери мужскую фигуру. Это был стройный мужчина, среднего роста, с золотистыми волосами и кудрявыми бакенбардами. Его пиджак, намеренно расстегнутый для обозрения парчового жилета, был сшит из тончайшей материи, и, вероятно, скроен опытным портным, брюки цвета буйволовой кожи были заправлены в высокие, до колен, гессенские сапоги.
Незнакомец заговорил первый.
– Можно вас побеспокоить? Не принесете ли стакан воды?
У него был приятный голос образованного человека и дружеская, располагающая улыбка. Клэр молча кивнула и, вытерев руки, направилась к крану.
– Я напугал вас, простите, – сказал он. – Я подошел к парадному, но никто не отозвался.
– Звонок сломался, – пробормотала Клэр. Он улыбнулся.
– Ну, тогда все понятно. Но обычно кто-то торчит на кухне. Поэтому я и решил заглянуть сюда.
– Мой… мистера Хэркорта нет дома, – сказала Клэр, переходя на уилширский акцент. Вероятно, этот незнакомец принял ее за повариху, значит, нужно продолжать играть эту роль. – Никого нет дома, – заключила она.
– Ничего, – сказал незнакомец. – Просто невезение. У одной из моих лошадей оторвалась подкова, поэтому я отправил своего грума поискать кузнеца. Я немного знаком с мистером Хэркортом, поэтому решил скоротать время в беседе с ним. Ну теперь, когда вы утолили мою жажду, хочу попрощаться с вами. Надеюсь встретить своего грума по пути в город.
Поклонившись, он вышел из двери на солнцепек.
Клэр ответила коротким поклоном и повернулась к печи. Может, ей следовало величать его «сэром» и сделать реверанс, как подобает поварихе или посудомойке? Нет, это было бы слишком претенциозно, к тому же она не привыкла сгибать спину перед незнакомыми людьми. Он был достаточно красив, – подумала она, – хорошо одет, и, вероятно, настоящий джентльмен. И разговаривал с ней в более дружеском тоне, чем принято говорить джентльмену, обращающемуся к посудомойке. Она постаралась забыть о нем и принялась за чистку картошки.
В тот вечер за ужином, когда Клэр с отцом заняли свои места по разные стороны обеденного стола, она принялась украдкой изучать его лицо. Было ясно, что он предпринимал усилия, чтобы изменить к лучшему свою внешность. Может, именно сегодня вечером он намеревался сделать предложение миссис Лоусон? Однако с какой стати? У него не было ни титула, ни достойного дома – лишь вот эта развалюха, да и он сам в придачу. Было ли этого достаточно для миссис Лоусон, которая, по слухам, оставляла на ночь свои украшенные гербом кареты на дорожках возле своего дома? Судя по озабоченному виду отца, он, конечно, размышлял над этим.
