Вскоре она спросила:
— А мне что придется делать в мамином доме, Роза?
— Тебе?.. Ну, тебе еще немного лет. Кроме того, ты слишком мала даже для своего возраста.
Право, тебе не дать больше восьми. Попридержи язычок — и тогда никому не догадаться, сколько тебе лет. Но язык твой — враг твой, Нелл. Держи лучше его за зубами.
Нелл высунула язычок и крепко сжала его пальцами, как она это делала в раннем детстве.
— У тебя все будет не так уж плохо, Нелл. Сперва тебе придется только подавать джентльменам крепкие напитки.
Две сестры молча прижались друг к другу, радуясь тому, что, что бы ни ждало кого-то из них в будущем, другая всегда будет рядом.
Нелл была на улице, когда проезжал король, возвращаясь домой. Никогда в своей жизни она не видала такого великолепия. Она забралась на крышу и позвала Розу и кузена Уилла последовать за ней, чтобы получше разглядеть все, что можно.
Глаза Нелл загорелись от возбуждения, когда другие, следуя ее примеру, стали взбираться на крышу, чтобы занять место рядом с тремя оборвышами. Нелл толкалась, пытаясь сохранить за собой выбранное ею место, и испускала такие потоки брани, что окружающие ее поначалу страшно оскорбились, а потом только потешались. Она открыто выражала свое недовольство; все это было для нее привычным делом: она знала силу своего язычка, который заставлял людей в конце концов улыбнуться.
Оттуда, где она стояла, ей был виден на холме Ладгейт собор Святого Павла, возвышающийся над неприбранным центром города, где лачуги теснились вокруг красивых домов, как нищие у юбок благородных дам. Даже широкие улицы были в таких рытвинах, что их необходимо было мостить заново; а маленькие улочки и переулки просто утопали в грязи и помоях. Тяжелые запахи из пивоварен, мыловарен и сыромятен заполняли воздух, но Нелл этого не замечала: это были знакомые ей запахи. На реке были видны самые разнообразные суда — баржи, лодки, ялики и все прочее, что могло держаться на воде. Оттуда доносились музыка, крики и смех. В тот день все, казалось, хотели от радости перекричать соседей.
По всем церквам города звонили колокола, выбоины на мостовых закрыли цветами, рассыпанными по всему пути следования короля, гобелены свешивались из окон и с балконов. В фонтаны было налито вино. Казалось, все поздравляли друг друга с тем, что им повезло увидеть события этого дня.
С Лондонского моста, а затем дальше по улицам шествие направилось по пути к Уайтхоллскому дворцу. Там можно было видеть благородных дам и кавалеров, титулованных особ, окружавших короля.
Нелл подпрыгивала от возбуждения, а Роза и Уилл не раз говорили ей, что если она не уймется, то свалится с крыши.
Но она их не слушала; к тому же приветственные крики раздались вдруг так громко, что она перестала слышать трезвон колоколов. Потом она увидела, что проезжает король — высокий и очень смуглый, настоящий» черный мальчишка «; шляпу с перьями он снял и держал в руке, а его черные локоны падали ему на плечи. Толпы людей громкими криками, до хрипоты, приветствовали его, а он раскланивался и улыбался.
Казалось, что его темные глаза видят и каждую в отдельности. Нелл то и дело слышала вокруг себя шепот:» Он мне улыбнулся. Клянусь, это так. Он посмотрел на меня… и улыбнулся. Ой, вот это день! Король вернулся домой, и теперь Англия снова заживет весело «.
Позади короля двигались все те, кто последовал за ним из самого Рочестера, полные решимости сопровождать его в столицу, выпить за него вина из лондонских фонтанов и показать, что не только жители Лондона довольны возвращением короля к себе домой.
Нелл молча разглядывала людей в процессии, движущейся позади короля. Ей хотелось быть одной из тех благородных дам, которых она видела проезжающими мимо нее верхом. Ее маленькие ножки выглядели бы так прелестно в серебряных туфельках! А как было бы замечательно сменить ее юбку из грубой ткани на бархатное платье! Ей вдруг захотелось немедленно расчесать свои запутанные кудряшки, чтоб волосы легли такими же красивыми локонами, какие были у проезжавших дам.
Розу тоже томили тайные желания. За последнее время она очень изменилась — стала скрытной. Теперь Роза работала в доме матери и примирилась с этим. Она была хорошенькой девушкой, и многие мужчины, приходившие в их дом, просили позвать мисс Розу. Нелл, торопясь от стола к столу с крепкими напитками, старалась увернуться от посетители, пытавшихся схватить ее; она не могла заставить себя молчать и знала, что и как сказать, чтобы не прельщать собиравшихся в подвальчике матери мужчин с безобразно похотливыми лицами, а злить их так, что им больше хотелось поколотить эту озорную злючку Нелли, чем приласкать ее.
К тому времени, когда шествие закончилось и они смогли с трудом пробраться сквозь толпы людей обратно к себе в переулочек Коул-ярд, где их ждала мадам Гвин, было уже семь часов. И хотя в тот день в фонтанах вино предлагалось бесплатно, хозяйка дома предвидела, что в кабачке будет много посетителей.
Было раннее утро, а на улицах все еще слышались звуки веселых пирушек.
Розы не было в доме на Коул-ярд. Она куда-то ушла с любовником.» Изящный и галантный джентльмен, — легко думалось мадам Гвин. — Вот как я стараюсь для моих девочек!»
Заснуть было нелегко. Нелл лежала на своем соломенном тюфяке и глядела на гору мяса, которая была ее матерью. Она никогда ее не любила. Как можно любить кого-то, кто, сколько она себя помнит, только и делал, что давал ей затрещины и оскорблял ее? И сейчас мама заботилась только о своей жизни — о беззаботной, конечно же, жизни, и, естественно, о джине. Казалось, она была рождена, чтобы содержать бордель. Умильно сладкие слова так же легко слетали у нее с языка в разговоре с джентльменами, как грубости, когда она поносила своих дочерей. Все свои надежды она связывала с Розой — хорошенькой Розой, которая уже нашла себе любовника среди случайных посетителей дома.
— А что еще остается делать девушке? — размышляла Нелл. — Продавать селедку, яблоки, брюкву?
Любовник подарил Розе миленькое платье, и она прелестно выглядела, когда вышла погулять в нем по Друри-лейн. Другие девушки завидовали Розе. И все же Нелл не хотела бы себе такого счастья. Нелл собиралась как можно дольше оставаться ребенком, годным лишь на то, чтобы подавать крепкие напитки, — и ни на что больше!
— Ма, — окликнула она тихонько, — ты спишь?
— Слишком шумят на улице, не заснуть.
— Это хороший шум, ма. Он означает, что король вернулся домой и все изменится.
— Все изменится, да, — зевнув, ответила мадам Гвин. Потом продолжила:
— Нелл… в бутылке все кончилось. Дай-ка мне другую.
Нелл вскочила и выполнила просьбу.
— Ты погубишь себя, мама, — сказала она. Мадам Гвин сплюнула и грубо выхватила бутылку. Нелл наблюдала за ней и не могла представить, что в юности мать была такой же хорошенькой, как Роза.
— Нынче я могу потакать своим слабостям, — ответила наконец мадам Гвин. — Вечер был удачный, и если все вечера будут такими, я разбогатею.
— Может, так и будет, мама, — теперь, когда король вернулся…
— Может. Может, у меня будет настоящий бордель. Может, вскоре я переселюсь на Мурфилдс или Ветстоун-парк.
Почему всякие мадам Крессвелл, матушка Темпл и леди Беннет преуспевают, а у меня только старый подвальчик и несколько дешевых шлюх с Коул-ярда?
— Ну, мама, у тебя ведь наладились дела. Весь кабачок теперь твой, а комнаты наверху дают немалый доход.
— Ты растешь, Нелл.
— Мне еще немного лет, мама.
— Мне как-то подумалось, что ты будешь так же хороша, как твоя сестра. Но теперь я не уверена в этом. Неужели никто из джентльменов так и не поговорил с тобой?
— Я им не нравлюсь, мама. — Мадам Гвин вздохнула, а Нелл торопливо продолжала:
— Но тебе же нужен кто-то, чтоб подавать бренди, ма? Тебе-то самой с этим быстро не управиться. А можешь ли ты кому-нибудь еще, кроме меня, доверить этот прекрасный французский коньяк?
Мадам Гвин помолчала, а потом начала плакать. Это на нее накатило плаксивое настроение, и сейчас Нелл радовалась такому обороту.
— Я бы, конечно, хотела чего-нибудь лучшего для моих девочек, — всхлипывала мадам Гвин. — Да, когда вы родились…
— Расскажи мне о нашем отце, — мягко попросила Нелл.
И мать рассказала ей о капитане, который потерял все свои деньги, сражаясь за короля. Нелл криво усмехнулась. Все бедняки потеряли в это время свои сбережения, сражаясь за короля. И она не верила рассказу о красавце-капитане. Чего бы это ради красавец-капитан женился на ее матери?
— И он, бывало, дарил мне то одно, то другое, — продолжала горевать мадам Гвин. — Он спускал все деньги, как только они попадали ему в руки. Вот почему он умер, благословляя меня и двух своих девочек, в долговой тюрьме в Оксфорде.
Мадам Гвин рыдала, на улицах продолжалось веселье, а Нелл все лежала с широко открытыми глазами и мечтала — мечтала, чтобы какой-нибудь удивительный поворот судьбы помог бы ей выбраться из материнскокго борделя в переулке Коул-ярд, и тогда бы она превратилась в леди, одетую в платье из красного бархата с серебристыми кружевами…
