Его истории.
Всего.
В ту ночь Лэнгфорд отнял у него все — земли, деньги, все, кроме пустого особняка и нескольких акров земли в центре большого поместья, Фальконвелла. Глядя, как все это ускользает у него из рук, Борн не понимал мотивов старика.
Он жаждал одного — отмщения. Он так долго дожидался.
Потребовалось девять лет, но Борн восстановил свое состояние и даже удвоил его. Деньги, получаемые от партнерства в «Ангеле», а также несколько удачных инвестиций дали ему возможность создать владения, которые могли соперничать с любыми в Англии, даже самыми экстравагантными.
Но он так и не смог получить обратно то, что утратил.
Лэнгфорд держался за Фальконвелл крепко и отказывался продавать, несмотря на любую предложенную цену, какой бы могущественный человек ни делал предложение. А люди предлагали очень влиятельные.
Но он так упорно трудился и зарабатывал деньги не ради земель в Уэльсе, Шотландии, Девоншире и Лондоне.
Все это делалось только ради Фальконвелла.
Тысяча акров роскошных зеленых земель, бывших когда-то гордостью маркиза Борна. Земель, которые его отец, дед и прадед собрали вокруг особняка, передававшегося от маркиза к маркизу.
— Что? — Он увидел ответ в глазах Чейза еще до того, как тот успел что-то сказать, и выругался длинно и витиевато. — Что он с ним сделал, с моим поместьем?
Чейз колебался.
— Борн, — начал Чейз, осторожно подбирая слова, — он его не удержал.
В душу закрался холодный ужас.
— Что значит — не удержал?
— Лэнгфорд больше не владеет землями в Суррее.
Борн помотал головой, не в силах понять.
— И кто же владеет ими теперь?
— Маркиз Нидэм и Долби.
Мелькнуло воспоминание многолетней давности — тучный мужчина с ружьем в руке вдет по грязному полю в Суррее, а следом бегут хихикающие девчонки мал мала меньше, и у самой старшей из них голубые глаза, серьезнее которых Борн никогда больше не встречал.
Соседи его детства, третье семейство святой троицы суррейских аристократов.
— Моя земля у Нидэма? Каким образом он ее заполучил?
— Как ни забавно, выиграл в карты.
Борн не нашел в этом и тени юмора. Наоборот, от мысли о том, что Фальконвелл поставили на кон и проиграли в карты — опять! — его бросило в дрожь.
— Приведи его сюда. Нидэм играет в экарте. Фальконвелл снова станет моим.
Чейз удивленно откинулся на спинку кресла.
— И ради него ты снова поставишь все на кон?
Борн ответил мгновенно:
— Ради него я пойду на все, что угодно.
— Ты так считаешь?
Борн почуял неладное.
— Что ты знаешь такого, о чем не знаю я?
Брови Чейза взлетели вверх.
— Ты не сможешь просто забрать их назад.
— Почему?
Чейз колебался.
— Они идут с... кое-чем еще.
Холодная ненависть пронзила Борна. Он ждал этого десять лет — момента, когда сможет воссоединить Фальконвелл-Мэнор с прилегающими к нему землями.
— Идут с чем?
— Скорее с кем.
— У меня нет настроения решать твои загадки.
— Нидэм объявил, что бывшие земли Фальконвелла включаются в приданое его старшей дочери.
От потрясения Борн даже пошатнулся.
— Пенелопы?
— Ты знаком с леди?
— Прошли годы с нашей последней встречи — почти двадцать. Нет, шестнадцать.
Она была там в день, когда он в последний раз покидал Суррей после похорон родителей — в пятнадцать лет, выброшенный в новый мир без семьи.
Она видела, как он забрался в карету, и серьезный взгляд ее голубых глаз не дрогнул, когда она смотрела вслед карете, катившейся по длинной дорожке, ведущей прочь от Фальконвелла.
Она не отвела глаз до тех пор, пока карета не свернула на главную дорогу.
Он это знал, потому что тоже смотрел на нее.
Она была его другом. Это было в ту пору, когда он еще верил в друзей.
А еще она была старшей дочерью двойного маркиза, у которого денег было больше, чем человек может потратить за свою жизнь. И не существовало никаких причин, по которым она могла бы столько лет оставаться в старых девах. Ей давно полагалось быть замужем и иметь целый выводок маленьких аристократиков.
— Почему Пенелопе потребовался в приданое Фальконвелл? — Он помолчал. — Почему она до сих пор не замужем?
Чейз вздохнул:
— Было бы неплохо, если бы хоть один из вас интересовался делами светского общества вообще, а не только нашим ограниченным членским составом.
— Наш «ограниченный членский состав» насчитывает более пятисот человек. И на каждого имеется досье толщиной в мой большой палец, наполненное информацией благодаря твоим партнерам.
— Тем не менее у меня по вечерам есть дела поинтереснее, чем просвещать тебя о жизни мира, в котором ты родился.
Борн прищурился. Он не представлял себе Чейза, проводившего свои вечера каким-то иным образом, чем в полном одиночестве.
— И что это за дела?
Проигнорировав вопрос; Чейз сделал еще глоток скотча.
— Леди Пенелопа сделала свой выбор еще несколько лет назад.
— И?
— Помолвка оказалась омрачена любовью жениха к другой.
Какая старая сказка, слышанная бесчисленное множество раз, и все-таки у Борна возникло какое-то непривычное чувство при мысли, что девушке, которую он до сих пор помнил, причинили боль, разорвав помолвку.
— Любовь к другой? — презрительно фыркнул он. — Скорее эта другая была симпатичнее или богаче. И чем все закончилось?
— Мне говорили, что в последующие годы к ней сватались несколько раз, тем не менее она до сих пор не замужем. — Похоже, Чейз полностью потерял интерес к той давней истории. Со скучающим вздохом он добавил: — Хотя думаю, теперь ненадолго, раз уж горшок с медом подсластили Фальконвеллом. От претендентов на ее руку отбоя не будет, слишком велик соблазн.
— И всем захочется покуражиться надо мной.
— Вполне возможно. Ты занимаешь не самое высокое место в списке аристократов-фаворитов.
— В этом списке мне вообще нет места. Тем не менее свою землю я получу.
— И ты готов пойти на необходимый для этого шаг? — Похоже, Чейза это позабавило.
Борн прекрасно понял, что имеет в виду партнер.
В голове промелькнул образ юной, доброй Пенелопы, полной противоположности тому, каков он сам. Каким он стал.
Борн прогнал непрошеный образ. Он девять лет ждал этой минуты. Шанса вернуть то, что создавалось для него.
Что ему оставили.
Что он потерял.
Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы все исправить.
И ничто не встанет у него на пути.
— На все, что угодно. — Борн встал и тщательно расправил сюртук. — Если к земле прилагается жена, так тому и быть.
