Тут она вышла из густого тумана и оказалась прямо перед ним. В отблеске лампы он узнал ту самую блондинку. Боже, даже при этом тусклом освещении она была поразительно хороша собой.
Увидев его, женщина ахнула.
– Постойте, – произнес он. – Позвольте помочь вам.
– Нет.
Она попятилась, и, подхватив юбки, бросилась наутек, как будто спасалась от самого Люцифера.
Он собирался последовать за ней, но остановился. Она произнесла слово, которое должен уважать каждый мужчина. «Нет».
Снова послышался тихий рокот мужских голосов. Белл испустил протяжный вздох, провожая взглядом троицу, которая крадучись направилась к дому. В пяти футах от двери они остановились и снова пустили фляжку по кругу. Ну и наглецы.
Потом с развязным смехом вошли в дом.
Стряхнув влагу с плеч фрака, Белл тоже зашагал к дому. Наверно, ему следовало поехать домой, поскольку сегодня его поиски любовницы успехом не увенчались. Завтра придумает новый план.
Он двинулся по коридору, заметив, что кто-то зажег подсвечник. Из столовой до него доносилась какофония голосов. Сегодня ему больше не хотелось любезничать ни с кем.
Белл направился в сторону холла, но задержался у лестницы, когда услышал женский голос:
– Джастин?
Со своего места он ее не видел.
Из-под лестницы до него донесся странный звук. Когда Белл наклонился, чтобы заглянуть вниз, то увидел, как кто-то затолкал ногой под лестницу фляжку. По мрамору пола застучали быстрые шаги.
– Я здесь, – отозвался мужчина, подходя к основанию лестницы.
Это был молодой человек с копной желтых, как пшеница, волос.
– Где ты был? – строго спросил женский голос. – Я повсюду тебя искала.
– О, мы просто прогулялись по бальному залу и соседним комнатам, – ответил он.
«Вот врунишка», – подумал Белл.
– У тебя раскраснелось лицо, – сказала женщина и спустилась со ступенек.
Теперь Белл увидел ее. Это была та же блондинка из сада.
– Надеюсь, ты больше не пил со своими дружками, – заметила она.
– Вечно ты меня подозреваешь, – пробурчал молодой человек.
– Уже поздно, я хочу вернуться домой, – заметила женщина.
Несколько минут спустя их голоса стихли.
Звук приближающихся шагов насторожил Белла. Он повернулся. На него смотрела, понимающе улыбаясь, леди Аттертон.
– Вы всегда подслушиваете чужие разговоры, Беллингэм? – справилась она.
– Нет, если это в моей власти. А вы?
– Я хозяйка этого грандиозного сборища, – сказала она.
– Кто она? – поинтересовался он.
Леди Аттертон сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
– Она не для таких, как вы, Белл.
Он вспомнил, как блондинка смотрела на него с полуоткрытым ртом.
– Я спросил ее имя, а не подходит ли она мне.
Леди Аттертон покачала головой.
– Оставьте ее в покое, Белллингем. Она вдова с мальчиком на руках. Не лезьте в ее жизнь.
– Боюсь, что уже залез, сам того не желая, – пробормотал он. Блондинка, вероятно, была той самой вдовой, о которой говорили его друзья, но он не стал сообщать это леди Аттертон. Вместо этого он достал из-под лестницы фляжку. – Видите ли, мне кажется, ей следовало бы знать, что сын ей лжет.
– О боже, она говорила, что у него трудный возраст.
– Это, мягко говоря, преуменьшение.
Леди Аттертон вздохнула и протянула руку.
– Отдайте мне фляжку, и я позабочусь, чтобы ее вернули.
Это была возможность выяснить, не означал ли взгляд блондинки приглашение, когда она смотрела на него дольше приличного. Белл заверил себя, что только намерен предупредить ее относительно сына. Она имеет право это знать. Мальчик может попасть в беду, если не привлечь к нему внимание матери. А главное, Белл знал, что не сможет выбросить красавицу из головы, пока не поговорит с ней.
– Он обманывает ее. Кто-то должен приструнить мальчишку.
У леди Аттертон расширились глаза.
– И вы полагаете, что сумеете это сделать? Ха-ха.
– Я все видел. Назовите ее имя, – добавил Белл после паузы.
– Если только поклянетесь, что все дело в мальчике, – сказала она.
Белл ощутил вкус победы, но не выдал своих чувств.
– Ее имя и адрес, пожалуйста.
– Ее зовут Лора Дейвенпорт. Для вас – леди Чесфилд, – сурово уточнила его собеседница. – А проживает она в доме десять на Гросвенор-сквер. И, Беллингем, я не шучу относительно того, что сказала. Респектабельная вдова не для таких повес, как вы.
Может быть, но он намеревался это выяснить.
– Она невероятно наивна в том, что касается этого мальчишки.
Леди Аттертон хлопнула в ладоши.
– Согласна. Он должен больше уважать свою мачеху.
Белл поклонился.
– Благодарю за интересный вечер.
И вышел за дверь.
Следующим днем
Белл отпустил своего секретаря и открыл ящик стола, куда вчера спрятал фляжку. Достав ее, задумался о плане возможного возвращения фляги леди Чесфилд. Но чего, спрашивается, он собирался этим достигнуть? Меньше всего ему хотелось оказаться вовлеченным в ее проблемы.
Она для него посторонний человек. Они даже не были представлены друг другу, и все же он выспросил ее имя и адрес у леди Аттертон, рьяно соблюдавшей правила приличия. Ему изначально не следовало вмешиваться, поскольку теперь он был вынужден вернуть чертову флягу.
Ради любопытства Белл отвинтил крышку, ожидая обнаружить во фляжке дешевый джин, но запах указал на бренди. Белл отхлебнул немного. Бренди был высочайшего качества. Вероятно, парень отлил его тайком из домашнего графина.
Белл не нес ответственности за своевольного молодого человека. Он мог отправить флягу с лакеем, но тогда леди Чесфилд узнает, что за этим стоит.
Белл со вздохом достал бумагу, перо и чернила, решив, что опишет события прошлой ночи. Нет, это слишком хлопотно. Он просто укажет в записке, что нашел флягу ее сына. Что при этом выяснится, не его ума дело.
Белл хотел задвинуть ящик, но тут ему на глаза попался кожаный блокнотик, принадлежавший когда-то его матери. У него застучало в ушах. Новая горничная обнаружила его на чердаке. В тот день он взглянул на одну страницу и засунул блокнот назад в ящик. Лучше бы он велел горничной вернуть его на чердак в тот же день, когда она его нашла. Тогда он и думать о нем забыл бы. Белл направился к шнурку звонка, собираясь вызвать экономку, чтобы отнесла блокнот на чердак. Но замер в нерешительности, так как не хотел, чтобы она прикасалась к альбому.
По прошествии четырех лет ему пора забыть о прошлом. Большей частью ему удавалось о нем не думать, но периодические ночные кошмары служили напоминанием о том, что он любил и потерял.
