Любовниками мы так и не стали. Почему? То ли мое строгое ханжеское воспитание было тому виной, то ли странная интуиция диктовала мне, что еще не время, что все произойдет позже и не с этим человеком… Не знаю…
Может показаться странным, но, уже встречаясь какое-то время с Иоганном и Эми, я, по сути, ничего о них не знала. Они мало говорили о себе. Я поняла, что они были единственными детьми. Родителей они потеряли довольно рано, воспитала их пожилая родственница матери, но и ее уже не было в живых. Они были одиноки и, наверное, потому так привязаны друг к другу. Судя по квартире, которую они снимали; по их добротной и изящной одежде, они не нуждались. В их поведении угадывалась какая-то странность, что-то необычное ощущалось в их мягкости, вежливости. Эмилия частенько прихварывала и пропускала лекции. Однажды я услышала, как Макс обратился к Иоганну:
– Что, Вахт, Эми снова больна?
Кажется, Макс симпатизировал Эми. Насколько мне помнится, тогда я впервые услышала фамилию своих друзей. Вахт. Фамилия показалась мне странно знакомой. Но как это часто оказывается в подобных случаях, чем старательнее я пыталась припомнить, где я могла услышать, встретить эту фамилию, тем меньше шансов оставалось, что мне действительно это удастся. Наконец я просто решила не мучить себя.
В другой раз кто-то из девушек; кажется, Кристина, обратился к Эмилии с просьбой помочь в переводе какой-то английской статьи. Эмилия начала переводить, но оказалось, что она не так уж хорошо знает английский. Это меня удивило, брат и сестра производили впечатление молодых людей, получивших хорошее образование.
Близилась зима. Эмилия простудилась, и я ушла пораньше с лекций, чтобы навестить ее. Иоганн остался в университете. Я надавила кнопку звонка. По коридору прошлепали мягкие домашние туфли. Эмилия встретила меня радостно. Она немного покашливала. Мне не понравились красные пятна на ее бледных, чуть впалых щеках. Я ощутила тревогу и подумала, что нужно сказать Иоганну, чтобы он обратил внимание на здоровье сестры, нашел бы хорошего врача; тем более, у них есть деньги. От мысли о деньгах мне сделалось неловко, мысль эта была грубой. Скрывая смущение, я отвела глаза. Эмилия закашлялась, сидя в кресле.
– Ты должна лечь, – решительно заявила я. – Я приготовлю кофе.
– Лучше чай с молоком, – она почему-то смутилась.
Тут я заметила, что Эми вообще держится немного скованно. Я приписала это внезапности моего прихода.
– Но, может быть, мне уйти?.. – промямлила я. – Может быть, я беспокою тебя?
– Что ты, Кати! Я так рада… Одной скучно!
В голосе Эмилии было столько искренности, что все мои сомнения рассеялись. Она снова закашлялась. Я подвела ее к постели, откинула покрывало и помогла подруге прилечь. Затем я поспешно ушла на кухню – приготовить чай с молоком. Надо сказать, что приготовлению пищи уделялось в программе моего домашнего воспитания весьма значительное место. Эми и Ганно, судя по их кухне, были воспитаны иначе. В раковине громоздилась невымытая с вечера посуда. Я засучила рукава, повязала передник и принялась наводить порядок. Не могу сказать, что кухня, то что называется, «засияла чистотой», но все же порядка в ней стало больше. Я поставила на черный китайский лакированный поднос чашку чая, стакан молока, сахарницу и вазочку с печеньем.
– Кушать подано, барышня! – Я слегка присела в поклоне, изображая горничную из водевиля.
Эми засмеялась. Я поставила поднос на низкий столик у кровати.
– Почему ты ничего не приготовила для себя? – упрекнула меня Эми.
– Перед тем как идти к тебе, я забежала в кафе. Эмили поднесла к губам чашку. Праздным взглядом я окинула комнату. Я устроилась теперь в кресле рядом с кроватью. У изножья из-под откинутого покрывала выглядывала растрепанная и даже немного замусоленная толстая книга в бумажной обложке. Обложка, яркая, пестрая, явно была стилизована под гравюру конца семнадцатого века и изображала что-то вроде любовной сцены в будуаре – кавалер в распахнутом камзоле срывал поцелуй с приоткрытых уст нарядной дамы, груди ее виднелись в глубоком вырезе пышного платья.
В сущности, вид любой книги всегда вызывает у меня зудящее желание схватить ее и начать перелистывать. Так было и в тот раз. Но что-то останавливало меня. Эмилия не видела, что я заметила книгу. Книга лежала на ее постели, значит, Эмилия читала ее. Я даже узнала книгу, это был довольно популярный американский роман о похождениях легкомысленной красавицы, якобы жившей в Англии во второй половине семнадцатого века. Разумеется, напрасно было бы искать на страницах этой книги какую-то глубину мыслей или тонкость чувств. Но, в конце концов, почему во время болезни Эмилия должна развлекаться изучением философских трактатов? Да я ведь и сама читала этот роман, и тоже, когда хотела рассеяться после трудных экзаменов. Но что же смутило меня? Сначала я не понимала, затем – внезапное озарение. Я вспомнила, как Эмилию попросили… да, кажется, что-то прочесть по-английски. Оказалось, она очень плохо знает этот язык. А ведь роман – на английском, это не перевод. Как же так?
И тут я встретилась взглядом с глазами Эмилии. Она наблюдала за мной. Она уже заметила, что я не свожу глаз с выглядывающей из-под покрывала книги, и что лицо мое выражает напряжение и растерянность. Эмилия наклонилась и вынула книгу из-под покрывала.
Мне часто случается попадать в достаточно нелепые ситуации из-за того, что я, очертя голову, вдруг начинаю говорить именно то, что в данный момент думаю.
– Эми, прости, но ты же не владеешь английским, как же ты можешь читать это? – выпалила я.
Несколько секунд Эмилия пристально вглядывалась в мое лицо. Теперь она не казалась мне смущенной. Она выглядела человеком, который решил принять важное решение.
– Я знаю английский, – серьезно произнесла она. Я приложила пальцы к губам. Кажется, я даже почувствовала что-то вроде испуга.
– Более того, – продолжила Эми спокойно, – я думаю, что достаточно хорошо знаю английский язык.
Несмотря на растерянность и страх, я доверяла Эмилии.
– Что это значит, Эми? – тихо спросила я. – Объясни…
– Я думаю, лучше нам дождаться возвращения моего брата.
«Почему она говорит „мой брат“, а не „Иоганн“?» – вдруг подумалось мне.
В том, что Эмилия предложила мне дождаться Иоганна, я почему-то ощутила странную враждебность, отчуждение, даже желание принудить меня остаться. Еще минуту назад у меня и мысли не возникало о том, чтобы идти домой, теперь же мне захотелось немедленно встать и уйти.
– Мне нужно идти, – я поднялась с кресла.
– Кати! – воскликнула Эмилия. – Неужели я обидела тебя? Я очень прошу тебя: останься! Мне кажется, что так будет лучше, если мы поговорим все вместе. И поверь, ничего плохого нет!
