– Мне нужно идти, – я поднялась с кресла.
– Кати! – воскликнула Эмилия. – Неужели я обидела тебя? Я очень прошу тебя: останься! Мне кажется, что так будет лучше, если мы поговорим все вместе. И поверь, ничего плохого нет!
Я снова опустилась в кресло. Чувство страха прошло. Откровенно говоря, мне было даже приятно, что существует какая-то тайна, которую мне хотят доверить.
– Ты тоже не сердись на меня, Эми. Я немного растерялась. А когда должен вернуться Ганно? – я почувствовала, что чуть запинаюсь, произнося это имя.
– Я думаю, он будет через полчаса. Он обещал не задерживаться в библиотеке.
С минуту мы молчали. Напряжение, казалось, зависло в воздухе, обволакивая нас своими липкими нитями.
Эмилия немного нервно постукивала кончиками пальцев по яркой аляповатой обложке пухлого зачитанного романа.
– Отвлекает от разных серьезных мыслей, да? – я кивком указала на книгу, силясь придать своему голосу непринужденность. Но мне казалось, что голос мой звучит как-то вымученно, неестественно.
– Да, да, очень отвлекает! – с такой же наигранной непринужденностью подхватила Эмилия.
И вдруг мне почему-то показалось, что эта достаточно банальная развлекательная книга в пестрой бумажной обложке означает для моей приятельницы нечто большее, чем просто легкое чтение; о, нечто гораздо большее! Но почему? В моем сознании бурно и нелепо начали громоздиться самые несусветные версии. Например, книга – подарок любимого; Эми влюблена в американца, в англичанина..; или – книга – шифр, пароль, условный знак. Эмилия и Ганно шпионят в пользу Англии! Я невольно фыркнула. Неужели Я так инфантильна и мыслю, как ребенок, начитавшийся взрослых газет? Нет, нет, лучше говорить вслух, чем выстраивать в своем сознании весь этот сумбурный бред. По крайней мере вслух я выскажу что-нибудь более логичное!
– И все равно, – я продолжила разговор, – подобного рода исторический роман, превращающий серьезные и трагические события далекого прошлого в череду каких-то пошлых легковесных приключений…
– Но ведь это читают, – осторожно возразила Эмилия. – Даже мы прочли это, ты и я; и ведь получили удовольствие. И потом, мне кажется, эта смущающая тебя легковесность вытекает из интонаций первоисточников. Подумай об Англии второй половины семнадцатого века, – в голосе Эмилии зазвучали неожиданно теплые нотки.
«Нет, наверное, она и вправду влюблена в англичанина, – снова подумалось мне. – Это и есть ее тайна. Может быть, это неразделенная любовь…»
Но Эмилия продолжала свои рассуждения, и ход моих мыслей прервался.
– Англия второй половины семнадцатого века, – повторила Эмилия. – Революция Кромвеля привела к власти буржуа-пуритан, Карл I казнен, его вдова и дети бежали во Францию. Но после смерти Кромвеля выяснилось, что королевская власть вовсе не исчерпала себя. Сын Карла I, Карл II, вступает на престол. Карл II и его приближенные вернулись из Парижа, из Версаля, где приобщились к величию и блеску двора Людовика XIV, «Короля-солнце». Суровость, проповедь воздержания, темные платья с белыми, туго накрахмаленными воротниками, – все Это в Сити, в деловой части Лондона. А в Уайтхолле – в королевском дворце, в театрах и трактирах царят совсем иные нравы. Да, вторая половина семнадцатого века – пора легкомыслия, цинизма и того, что принято называть безнравственностью. Это время странное и своеобразное, о котором часто забывают в наши дни, представляя англичан этакими чопорными ханжами. А ведь в этом цинизме, в этой легкости нравов есть свое обаяние. Этим обаянием пронизаны комедии Конгрива и Уичерли; словесные портреты английских знатных дам, искусно набросанные в мемуарах де Грамона и Сен-Симона; этим обаянием пронизаны дневники заядлого театрала и исполнительного чиновника Сэмюэля Пеписа. А сурово сдвинутые брови Свифта! А головокружительный жизненный путь куртизанок Роксаны и Молль Флендерс! И если уж говорить об их создателе, о Даниэле Дефо, то вспомним хотя бы один эпизод из его описания страшной лондонской эпидемии чумы: пьяного флейтиста сочли мертвым и бросили на повозку с трупами, а он пришел в себя и как ни в чем не бывало заиграл. Ну?! Разве это не легковесно? Но ведь это дух времени!..
– Эми! – я невольно прервала ее. – Я просто наслаждаюсь! Ты так чудесно говоришь! Еще немного, и я, кажется, разгадаю твою тайну: ты каким-то чудом перенеслась из времени Карла II в наши дни! Ведь так?
Мы засмеялись. Затем Эми снова смутилась. Мне тоже стало неловко.
– Скорее бы пришел Иоганн, – сказала я, чтобы не молчать.
– Да, – согласилась Эмилия. – Ты должна выпить чаю или кофе, Кати, – она разбавила свой чай молоком, прикусила печенье и отпила из чашки.
Я подумала, что приготовление кофе хоть как-то займет меня, избавит от чувства неловкости и напряженного ожидания.
Пока я хлопотала на кухне, в замке входной двери повернулся ключ.
«Ганно!» – обрадовалась я.
Наверное, он сразу заметил в прихожей мое пальто. Из спальни Эмилии донеслись голоса. Конечно, брат и сестра говорили обо мне.
– Кати! – громко позвал Иоганн.
– Сейчас приду! – отозвалась я. – Только приготовлю кофе для тебя.
Но он уже входил в кухню. Его каштановые волосы и раскрасневшиеся щеки пахли дождем. Он обнял меня и поцеловал. При этом я сделала легкое движение, и поцелуй горячих, чуть колких от сбритых усов, губ пришелся в шею. Мне не хотелось говорить с ним наедине.
– Пойдем к Эми, – быстро предложила я. Он поспешно согласился.
Через несколько минут мы уже расположились вокруг низкого столика. Эмилия по-прежнему сидела на постели, подложив под спину подушку; мы с Иоганном расположились в креслах, осторожно прихлебывая горячий кофе.
Внезапно он поставил чашку на столик. Я поняла, что сейчас начнется серьезный разговор, и тоже поспешила поставить свою чашку.
– Кати, – начал Иоганн, он казался заметно взволнованным. – Я… – на секунду замолчал, собираясь с духом, затем докончил, – я люблю тебя.
Это прозвучало совсем просто, без всякой аффектации. Теперь страшное волнение почувствовала я. Конечно, это была самая заурядная женская интуиция, но я поняла, что сейчас он сделает мне предложение. Мне! Мне, которая вовсе не собиралась замуж и даже не прилагала никаких усилий для того, чтобы нравиться молодым людям. Трудно поверить, но я не знала, рада я или нет; действительно ли я настолько люблю Иоганна, чтобы стать его женой; и что, в сущности, это означает: быть женой? Жить так, как жили мои отец и мать и другие знакомые мне супружеские пары, даже состоятельные? Нет, этого мне вовсе не хотелось. Конечно, я знала, что телесные наслаждения много значат для человека; но, должно быть, я относилась к женщинам, чья готовность к телесной любви формируется достаточно поздно. И, кроме того, я боялась беременности и не хотела связывать себя детьми. Все эти соображения вихрем пронеслись в моем сознании. Голос Иоганна вернул меня к реальности.
