книжный рынок.
Не менее, а то и более важно, что двое других держателей акций, имеющие по двадцать пять процентов, являются пассивными партнерами, причем один из них постоянно проживает за границей. Люси будет принимать решения фактически единолично.
– Все это совершенно верно, – произнес мистер Барнс, – однако до нашей последней встречи правление не было осведомлено, что за Инвестиционным консорциумом стоите вы.
– Не понимаю, какое отношение это имеет к нашей сделке.
Мистер Барнс вцепился в узел галстука. Его лысина покрылась испариной, что выдавало нервное напряжение. Как всегда! Люси обычно производила на людей один и тот же эффект, а именно заставляла их нервничать. «Дело в твоей прямолинейности, – объясняла Хэтти. – Может, тебе стоит улыбаться почаще, чтобы меньше их пугать?»
Ладно, проведем на мистере Барнсе эксперимент. Люси улыбнулась, обнажив зубы.
Он, кажется, забеспокоился еще больше, ибо сосредоточенно снял очки, положил их в футляр и лишь затем наконец взглянул ей в глаза.
– Леди, позвольте мне быть с вами откровенным.
– Пожалуйста, – с облегчением ответила она.
– Вы проявляете политическую активность, – осмелился высказаться мистер Барнс.
– Я одна из лидеров суфражистского движения Британии.
– Именно. Потому вам, несомненно, известно, что вы… э-э… являетесь несколько сомнительной фигурой. Насколько я помню, недавняя статья в «Таймс» дала вам именно такое определение.
– Насколько помню я, в статье использовались выражения «мерзкая кляча» и «назойливая мегера».
– Пожалуй, – потупился мистер Барнс. – Естественно, правление задумалось: почему персона, задавшаяся целью низвергнуть существующий общественный порядок, заинтересовалась приобретением журналов столь высоконравственного содержания, не говоря уж о серии романтической поэзии?
– Мистер Барнс, похоже, правление подозревает меня в наличии скрытых мотивов, – снисходительно кивнула Люси. – Допустим, я планирую не вести успешный бизнес, а распространять революционные идеи среди респектабельных женщин при помощи «Новостей ближних графств».
– Ха-ха, – рассмеялся мистер Барнс; очевидно, этого он и опасался. – Поймите, ведь так вы начнете в массовом порядке терять читателей.
– Тут вы правы. Оставим революционные воззвания «Гражданке».
При упоминании радикального памфлета о правах женщин мистер Барнс вздрогнул.
– При всем должном уважении издательский процесс требует определенной личной вовлеченности в дело, глубокого знания потребностей читателей. Тематика «Новостей ближних графств» и «Взыскательных дам» отражает интересы женщин, принадлежащих к аристократическим кругам.
– А вот тут проблем не будет. Я сама принадлежу к аристократическому роду.
В отличие от вас, мистер Барнс.
Ее собеседник выглядел крайне озадаченным.
– Тем не менее эти журналы поощряют здоровые женские занятия: мода, домашнее хозяйство, семейные ценности. Ты согласна, Беатрикс?
– Да, отец, – наконец подала голос мисс Барнс, до того жадно ловившая каждое слово.
Люси наклонила голову:
– Мисс Барнс, вы читаете «Новости ближних графств» и «Взыскательных дам»?
– Конечно, миледи, каждый номер.
– Вы замужем?
Щеки мисс Барнс зарделись, как того требовали правила приличия.
– Нет, миледи.
– Весьма показательно. – Люси повернулась к мистеру Барнсу: – Мисс Барнс является увлеченной читательницей обоих журналов. Очевидно, то, что она не замужем, не препятствует интересу к здоровым женским занятиям.
Он явно затруднялся с ответом.
– Есть определенная разница. Интересы моей дочери вызваны тем, что в перспективе у нее будет все это. Причем в ближайшее время.
Ого!
Стало быть, она, Люси, подобных перспектив лишена. Дом. Счастливая семейная жизнь. Только что мысли неслись во весь опор – и внезапно поезд сошел с рельсов. Странно. С чего бы это? Ведь Барнс сказал правду. Люси не обладала качествами, способными привлечь мужчину, – ни соблазнительной фигурой, ни томным взглядом мисс Барнс, обещавшим все прелести домашнего очага, какие только пожелает ее супруг. Напротив, Люси – политическая активистка, и ее возраст стремительно приближается к тридцати. Ее мало что задвинули на полку; она сама и есть та полка – ни один джентльмен в Англии не заинтересуется. Да ей и предложить-то нечего. Гостиная предназначена не для гостей, а для печатного станка, жизнь вращается вокруг Дела и привередливой кошки. Для жадного на женское внимание мужчины просто нет места. К тому же самая знаменитая ее кампания – война против Закона о собственности замужних женщин, – по сути, основная причина, по которой она сейчас сидит здесь и обсуждает с мистером Барнсом покупку издательства. Пока в закон не внесут поправки или пока он не будет отменен полностью, в случае замужества Люси лишится своего небольшого трастового фонда вместе с именем и легальной личной свободой – и станет в буквальном смысле собственностью мужа. А следовательно, об избирательном праве можно будет забыть навсегда. Ужасная перспектива! Нет, Люси нужен решающий голос в «Лондонском печатном дворе»!
Люси ненавидела то, что ей предстояло заявить. Однако она не для того лично уговаривала состоятельных женщин вложить деньги в это предприятие, чтобы сообщить о неудаче в шаге от финиша. Известно ли Барнсу, как чертовски трудно отыскать в Британии хотя бы десяток женщин, которые могут самостоятельно распоряжаться своими средствами?
Люси решительно произнесла:
– Возможно, вы в курсе, что в состав консорциума входит герцогиня Монтгомери?
Мистер Барнс подпрыгнул на стуле:
– Несомненно.
Люси направила на него тяжелый взгляд:
– В ближайшее время я проинформирую ее о развитии событий. Опасаюсь, что она будет… крайне огорчена, узнав, что ее инвестициям не нашлось применения.
Огорченная герцогиня – разгневанный герцог! Могущественный, разгневанный герцог, чье влияние простиралось до Индии.
Мистер Барнс извлек из кармана сюртука большой носовой платок и промокнул вспотевший лоб.
– Я готов изложить ваши… э-э… доводы членам правления. Уверен, это в достаточной мере прояснит возникшие вопросы.
– Надеюсь, вы поступите именно так.
– Предлагаю встретиться в начале следующей недели.
– В таком случае, мистер Барнс, до вторника.
Когда Люси сошла с поезда в Оксфорде, шпили и голубоватые свинцовые кровли погружались в сумерки. А вот университетские корпуса из золотистого песчаника все еще излучали теплый свет даже после захода солнца. Как правило, созерцание средневекового города прогоняло привезенную из Лондона хандру. Университетские стены и залы не сильно изменились со времен последнего Крестового похода и навеки вписались в центр города, так же как и глупые студенческие традиции – в его общественный уклад. Именно ради умиротворяющего постоянства Люси и поселилась здесь десять лет назад. Разумеется, у этого выбора имелись и другие очевидные причины: проживание обходилось значительно дешевле, чем в Лондоне, и хотя Оксфорд, к счастью, располагался вдали от любопытных глаз высшего света, оттуда было довольно удобно доехать поездом до Вестминстера. Порой Люси испытывала мимолетное сожаление от того, что колледжи открыли двери женщинам лишь в прошлом году и она уже не в том возрасте и к тому же пользуется дурной славой, чтобы поступить туда; впрочем, в свое время ей удалось заплатить прославленным университетским преподавателям за несколько частных занятий и подтянуть свои познания в алгебре и латыни. Однако
