счастливого детства. Андрей оставался в дверях, замечая служанку Фросю и крестницу матери Марьяну. Едва увидев его та всплеснула руками, радостно встречая долгожданного гостя и только девушка сидела с мрачным и грустным видом. Её рыжие волосы в бледных едва пробравшихся лучах вечернего мартовского солнца, отливали золотом и играли на длиной толстой косе, что лежала жгутом на узком плече. Сложив руки на коленях, она испуганно наблюдала большими зелёными глазами за Фросей и хозяйским сыном.
— Слава Богу, Андрей Петрович прибыли, — радушно улыбалась Фрося, — мы то уж заждались.
— Как только получил письмо, сразу выехал, но дороги подвели, — сказал он, осматривая помещение.
— Весна, Андрей Петрович, ранняя видите ли, — сказала она, рассматривая его с улыбкой.
— Верно, — положив руку на её покатое плечо, отозвался он. — Как маман? Всё настолько плохо?
— Ах, Андрей Петрович, — грустно протянула она, а на её полном лице отразилась боль, — Анна Степановна то уж почитай седмицу не встаёт, все на болезнь свою треклятую жалуется.
— А эскулап? Что говорит? — С тревогой спросил он.
— Говорит недолго осталось, — всхлипнула она, утирая слёзы что катались по раскрасневшемуся лицу. — Мы с Марьяшей все слезы выплакали, едва ли ночь спим.
Он полоснул взглядом по напряжённой Марьяне, что стояла столбом у канапе, на её бледном лице застыла скорбь, она боялась заговорить, произнести и слово, зная отношение к себе Андрея. Она опустила глаза не выдержав взгляда и со страхом представляла чем может обернуться потеря Анны Степановны.
— Поднимусь к ней, — сказав это он быстро вышел из гостиной.
Андрей оказался возле створок, он замер и прислушался, а затем распахнул их, глазами упираясь в измученную болезнью мать. Едва увидев сына, она потянулась к нему рукой, точно одно прикосновение могло облегчить агонии.
— Андрюша, — протянула она и вмиг он оказался возле неё и горячо поцеловал руку, — слава Богу приехал, я то думала умру без тебя.
— Не говорите так, маменька, — он трогал исхудавшее лицо больной и думал о том, как она изменилась, как осунулась, как туманны глаза, некогда горевшие жизнью. — Доктор, что говорит? Как давно он был?
— Ах, сынок, — с придыханием выдавила она, — никто мне уж не поможет, кашель меня изводит.
Она начала тяжело дышать, а затем и вовсе закашляла, прикладывая платок ко рту. Андрей быстро налил из графина воды, и поднёс матери, а она сделала несколько глотков и улыбнулась ему.
— Как хорошо, что ты здесь, — она касалась его лица, заглядывая в синие глаза, что часто снились ей по ночам, — прости, сын, что не была хорошей матерью.
— Полно, маман, — сказал он, поправив одеяло, — надобно послать за эскулапом, вам нужна помощь.
— Нет, не уходи, — она держала его за руку, точно опасалась больше не увидеть. — Побудь со мной, у нас было так мало времени и теперича ещё меньше.
— Как скажете, токмо надобно что-то делать, — рукой он смахнул слезы на ее серых щеках.
— Я вот что хотела, — она точно собираясь с мыслями гладила его широкую большую ладонь, — позаботься о Мари.
— Что? — Округлил он глаза, полные протеста и непонимания.
— Андрюша, мне недолго осталось, а у неё кроме нас никого нет, — она говорила, а он сильнее кривил лицо. — После моей смерти, возьми девочку с собой, устрой её жизнь, пусть она будет счастливой. Пообещай мне, поклянись мне что сделаешь как я велю.
— Вы в своем уме? — Гневно бросил он и вскочил с кровати, точно его облили кипятком. — Вы хотите, чтобы я опекал эту безродную девицу, которая заняла моё место подле вас пользовалась всеми привилегиями?
— Не говори так, — измученно процедила княгиня, наблюдая как он ходит из стороны в сторону. — У Марьяны никого нет кроме меня, позаботится о ней, она просто ангел, с ней не будет хлопот. Прошу пообещай!
— Марьяна, Марьяна, — он всплеснул руками, — ну почему, ответьте, маменька, почему вы всегда говорите о ней? Почему для вас эта девица важнее родного сына?
— Это не так, — отозвалась Анна Степановна.
— Да так, маман, вы это прекрасно понимаете, — негодовал он, внутри его накрывала буря протеста, — для вас всегда существовала только она, вы жизнь на неё положили, вы души в ней не чаяли. А как же я? Даже сейчас на смертном одре, вы продолжаете твердит о ней.
— Можешь ненавидеть меня, но поклянись что не оставишь Мари одну, — она протягивала к нему руку, а он стол перед ней и злость затмевала разум.
— Что, ну что вы от меня хотите? — Почти шепотом произнес он, — чтобы я приносил ей час, прислуживал, осыпал подарками?
— Не ёрничай, сын, — одернула она, набралась сил принимая положение сидя, доставая со столика конверт — я позаботились о девочке, это её завещание, она не будет нуждаться, но ты должен помочь ей получить это.
Она протянула ему бумаги и он тяжело вздохнул, будь его воля выгнал бы непонятно откуда взявшуюся девицу из дому, но глядя на мать сердце всё же дрожало.
— Поклянись, Андрей, — требовала она, в упор глядя на мрачного сына.
— Откуда она взялась? — Он вновь подсел рядом, принимая её руки в свои, — скажите наконец, где вы нашли её. Я хочу знать происхождение той, что заняла моё место.
— Никто бы занял твоё места в моём сердце, — из глаз княгини прокатились слезы, — все что я хотела сказать Мари, находится в шкатулке.
Она указала на маленькую коробочку, что стояла на туалетном столике. Но ему было важнее услышать это от неё, а она лишь молитвенно просила вновь и вновь клятву и он хотел бы провалиться под землю, лишь не слышать того. Не выдержав Анна Степановна начала тяжело кашлять и Андрей не зная как помочь принялся звать и кричать слугам, а сам как мог уложил больную мать на подушку, со страхом понимая что она слишком слаба и давно запущенное воспаление лёгких даёт о себе знать. Даже не говоря не слово, она настойчиво глазами требовала от него одно — поклясться что не оставит Марьяну здесь одну.
На крики прибежали две служанки, лакей, Фрося и Марьяна. Андрей хвастался за голову не зная что делать дальше, он замер возле кровати, наблюдая как все суетятся возле матери. Душа рвалась, точно парус под ураганом и его вот-вот разорвёт на части, он хотел призвать неведомые силы, только не знал какие. Анна Степановна задыхалась от нескончаемого кашля, ей становилось хуже, от одного вида смертельно больной он приходил в ужас, зная какой жизнерадостной и весёлой была мать.
— Эскулапа, живо, — скомандовал Андрей и лакей бросился к
