Вернувшись домой после очередного приключения, барон, внезапно схватившись за грудь, рухнул на пол. Сначала Лили, не понимая, что происходит, недоуменно смотрела на отца. Барон прожил еще два дня и скончался, оставив дочь ни с чем, кроме разве одежды, висевшей в гардеробе.
Но все это время рядом был Трис. Он нравился Лили, она любила детей, и дети любили ее. Он пригласил Лили жить с ним и детьми. Она долго отказывалась, пока он не убедил ее в том, что детям необходима гувернантка. Но согласилась она выйти за него всего два месяца назад. К тому времени Трис доказал Лили, не имеет вредных привычек, обладает остаточно острым умом и сообразительностью, а дети, благослови их Бог, успели навек завоевать се верное любящее сердечко.
Лили Тремейн. Девушка такой красоты, что при виде ее дух захватывало. И как ни странно, не подозревающая о том, какое неотразимое воздействие производит на мужчин. Невероятно прекрасные волосы цвета светлого меда падали на плечи густыми волнами. Но она почти не обращала на них внимания, заплетала в косы и укладывала узлом на голове или просто перевязывала лентой, что делало ее еще более прелестной. Глаза Лили были светло-серыми, спокойными и безмятежными, но Тристан был убежден: это спокойствие — только маска. Она полна страсти, и он докажет это Лили и самому себе, как только она станет его женой.
Тристан снова ускорил шаги. Боже, как он хотел ее! Она на семнадцать лет младше, но это неважно. С таким отцом взрослеют быстро. Правда, с его точки зрения, Лили слишком худа, но она еще успеет налиться соками, когда забеременеет! Тристан считал, что причиной всему постоянная тревога, вызванная необходимостью в течение пяти лет заботиться о ветреном, непостоянном, но обладавшем фатальным обаянием отце, беспокоиться о том, как достать денег на еду и плату за дом, а иногда, правда в крайне редких случаях, надевать шелка и бриллианты и ехать на бал.
Верная, мужественная Лили. Перед глазами Тристана вновь всплыли образы Лили и детей, машущих руками на прощание. Конечно, он был бы счастлив признаться ей, что самые безумные мечты сбылись, и теперь они сказочно богаты, но не мог. Он давно понял, что Лили, с се странными принципами честности и порядочности, возможно основанными на том, что ее отец был негодяем, я хотя и чрезвычайно неудачливым, вряд ли поймет его. Конечно, у Тристана не было намерений объяснять своим детям, что их отец — вор, правда не какой-то мелкий воришка, а блестящий стратег И крупный мошенник. И безжалостный, по крайней мере, в этом случае. Согласно его расчетам, Монк и Бой к этому времени должны уже благополучно оказаться за решеткой. В Париже. Подальше от него и его семьи. Потребовалось дать взятки. Но дело того стоило. Больше эти алчные бессердечные ублюдки не будут его преследовать!
Мастерский ход, но ему удалось его проделать! Победитель получает все, а он вышел победителем! Никогда больше не придется ему беспокоиться, есть ли у детей еда и крыша над головой. Он может дать им и Лили все на свете.
Тристан почти добрался до маленького двухэтажного дома на Ларош-авеню. Это была спокойная, тихая улица, обсаженная тополями, достаточно бедная для его утонченного вкуса, особенно теперь, когда его положение неожиданным образом улучшилось. Теперь он может позволить себе все, наслаждаясь удачей, наконец пришедшей к нему в тридцать семь лет, настоящей удачей. Он никого не убил, никому не причинил ала. Монк и Бой не в счет. Теперь Тристан богат, так безобразно богат, что даже его блестящий ум не в силах осознать это.
Вдруг в его мысли ворвался хриплый голос:
— Ты, грязный подлый ублюдок! Он даже не успел обернуться, когда гладкое холодное лезвие кинжала одним ударом вонзилось в спину, и он даже не понял, что случилось, только почувствовал внезапный резкий озноб и ускорил шаги. Но тут же, к собственному ужасу, узнал тихий злобный голос Монка, вселивший ледяной страх в сердце:
— Ладно, парень, ты заплатишь, но сначала признавайся, куда дел сверкалки?!
Тристан не верил ушам. Медленно повернувшись, он увидел прежнего партнера, Монка Буша, напоминавшего темным уродливым лицом средневекового пирата.
— Монк… — слабо пробормотал он.
— Где, Трис, дьявол тебя побери? Бой, иди сюда, он у нас в руках.
Тристан неожиданно споткнулся, и Монк заметил, как по его спине расплывается багровое пятно.
— Бой, проклятый идиот! Ты ударил его ножом! Скотина! Говорил же, поосторожнее!
— Eh! Arrete! Qu'est qui se passe?[1].
Монк выругался. Этот чертов ночной дозор!
— Помогите! Помогите! — завопил Тристан изо всех сил.
— Aidez-moi! Aidez moi!
Раздался громкий резкий свисток. Монк и Бой переглянулись, хором выругались и исчезли. Тристан поглядел им вслед, потом медленно, очень медленно опустился на колени. Как он хотел в последний раз увидеть Лили и детей!
— Лили, — прошептал он, падая ничком.
Только сейчас Тристан осознал, что должен все рассказать ей, убедить, что теперь у них всегда будет достаточно денег для нее и детей… если только она сможет заставить себя хоть немного поступиться своим принципами. Боже, хоть бы в последний раз увидеть ее! Но атому не суждено было случиться. Теперь он не успеет объяснить ей, где искать…
Последнее, что увидел в жизни Тристан, было лицо молодого стражника, наклонившегося над ним.
Дэмсон Фарм, Йоркшир, Англия. Октябрь 1814 года.
Лили сидела на узкой постели, поджав под себя ноги. Тео, Сам и Лора Бет собрались вокруг нее. Все четверо находились в крохотной спальне, одной из тех, что предназначались для слуг, на третьем этаже Дэмсон Хаус. Девушку больше не трясло от страха. После нападения Арнольда, едва не закончившегося изнасилованием, ярость постепенно улеглась, и теперь Лили, по крайней мере, немного успокоилась, обретя способность хладнокровно мыслить. Очевидно, что теперь ни ей, ни детям здесь, в доме сестры Триса, оставаться нельзя. И все из-за мужа Гертруды, Арнольда. Сама Гертруда, неплохо относившаяся к детям, невзлюбила Лили с первого взгляда и находила злобное удовольствие в том, чтобы обращаться с ней, как со служанкой. Скоро она узнает о его любовных притязаниях и, конечно, выставит Лили, а детям, разумеется, не позволят уйти с ней.
Какое ужасное положение! Арнольд совершенно потерял голову и едва не рыдал, умоляя позволить ему овладеть ею. Но стоило Лили вырваться, как он мгновенно превратился в разъяренного жестокого насильника. Только Тео, девятилетний мальчуган, не по годам серьезный, все понимающий, спас ее, иначе Арнольд безжалостно изнасиловал бы ее прямо на лестнице, прислонив спиной к стене.
