— Ты, кажется, сомневаешься, Рэмси. Струсил в последний момент и не хочешь жениться на леди Лавинии? Или всё кончено?
Рейф пожал плечами.
— Приём состоится, насколько я знаю.
— Хм, понятно …
— Меня там, однако, не будет, — закончил Рейф, критически наблюдая, как молодой помощник конюха пристёгивает упряжь.
— Что? Где ты будешь?
— Помнишь, с кем я сидел вчера за столом?
Люк наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
— Какая-то пожилая леди, не так ли? Должен признаться, я подумал, что тебе досталось неудачное место…
— Леди Клив. Очень интересная старая леди. Рассказала мне захватывающую историю.
Люк уставился на него:
— О чём, чёрт побери, ты говоришь? Рассказала историю?
Рейф кивнул.
— Кажется, она сильно скучает по своей внучке.
— Что значит, скучает? Девочка с кем-то сбежала?
— Ничего подобного, — ответил Рейф. — Старая леди думала, что она умерла вместе со своей матерью двенадцать лет назад. Она по сей день в печали. Сын умер шесть лет назад, и с тех пор она считала, что осталась одна во всем мире.
— Очень печально, — произнёс Люк, — но как это относится…
— Несколько месяцев назад Аларик Стреттон, тот самый, который путешествует по всему миру и пишет книги о своих путешествиях, появился у неё после того, как провёл целый год в каком-то отдалённом уголке мира. Кажется, они старинные друзья — он имел обыкновение посещать их семью в Индии.
Люк посмотрел на него с таким видом, словно говорил: «Ну, и зачем ты мне это рассказываешь?»
Рейф продолжил:
— Стреттон рассказал ей, что её внучка была жива и здорова и находилась со своим отцом ещё шесть лет назад. Он даже показал ей рисунок девочки и её отца. Девочка изображена весьма трогательно — он чертовски хороший художник. И теперь леди Клив надеется, что девочка может быть ещё жива. Она отчаянно пытается найти её.
— Звучит, как чистая фантазия.
— Очень может быть.
— Но какое это имеет отношение к тебе? — Люк замолчал с ошеломлённым видом. — Только не говори, что … Поэтому ты собираешься пропустить приём?
Рейф только улыбнулся. Он испытывал сильное желание просто не явиться на этот приём, его родственники заслужили такое обращение. Но это был не его стиль. И этим утром он отправил холодно-вежливую записку леди Лавинии, а также написал своему брату и невестке, принося им свои извинения.
Люк с раздражением вскинул руки:
— Хочешь отправиться на поиски мифической внучки выжившей из ума старухи? Имея на руках только рисунок, сделанный безумным исследователем, который девять лет из десяти проводит в забытых богом уголках земли?
Рейф не произнёс в ответ ни слова. Решение его было твёрдым.
Люк упорно продолжал:
— Я знаю, ты питаешь слабость к пожилым леди, но …
— Леди Клив и моя бабушка с детства были подругами, — просто сказал Рейф. — Они поддерживали отношения всю жизнь.
— О, боже! Ну, это всё объясняет, — сказал Люк, сдаваясь. — Так где видели внучку в последний раз?
— В Египте.
Люк открыл рот.
— И ты отправляешься в Египет на эти сумасбродные поиски?
Рейф снова улыбнулся.
Их экипажи уже приготовили, но Люк всё ещё не двигался.
— Рейф Рэмси, ты абсолютно сумасшедший.
Рейф покачал головой.
— Не сумасшедший, мой дорогой друг. Просто … рассерженный.
— Тогда веди себя, как все мы, когда сердимся, — раздражённо воскликнул Люк. — Побей кого-нибудь. Поколоти своего брата, меня, кого угодно! Это лучше, чем мчаться непонятно зачем в Египет.
Рейф только улыбнулся.
Египет, 1818
— Вот человек, о котором я говорил тебе, — сказал Али, указывая маленьким грязным пальцем. — Говорят, что его зовут Рамзес, и он приехал из Англии, чтобы купить девочку. Он заплатит за неё золотом.
Рамзес? Как великого фараона? Стоя, в погружённом в тень, переулке, Аиша без труда выделила из толпы чужеземца, который разговаривал с каким-то мужчиной. Он возвышался над толпой, будучи выше всех на рынке.
Рамзес. Странное имя для англичанина.
Он не походил ни на кого, кто охотился за ней в прошлом.
Прежде всего, он был чистый.
И красивый. Не как симпатичный мальчик — Аиша знала всё о симпатичных мальчиках — а как мужчина с резко-очерченным профилем и строгой элегантностью, словно вырезанный из мрамора.
Покрытая лёгким загаром кожа была несколько бледнее, чем у большинства людей, которых она знала. Ближе по цвету к её собственной коже, скрытой под одеждой. Он носил светлую шляпу от солнца и иноземную одежду. Точнее, английскую одежду, плотно прилегающую к его телу, что не позволяло прохладному ветерку проникать внутрь. Его тёмно-синяя куртка, под которой виднелась белая рубашка с галстуком, завязанным сложным узлом, обтягивала широкие плечи.
Слишком много одежды, слишком она тесная, и сшита из слишком толстой ткани.
И всё же, казалось, ему не было жарко, он не выглядел потным и помятым, как обычно выглядели англичане, плохо знакомые со страной. И казался этот человек спокойным и невозмутимым. Жёстким.
Она не могла оторвать взгляда от брюк, заправленных в высокие блестящие ботинки; брюки обтягивали длинные мускулистые ноги… слишком откровенно.
Мужчины, которых Аиша встречала каждый день, носили свободные развевающиеся одежды или широкие штаны и длинные рубашки. Их одежды скрывали тела. В отличие от этой, почти бесстыдной, выявляющей каждую часть мужского тела. Она сглотнула.
Если бы не покрой одежды, Аиша не смогла бы все эти годы выдавать себя за мальчика по имени Азар.
Она наблюдала, как сокращались и растягивались его мышцы, когда он с грацией льва шагал по рынку.
Внезапно ей стало жарко, несмотря на то, что она стояла в тени.
Рамзес. Имя совершенно подходило этому мужчине.
— У него есть рисунок девочки, которую он ищет, — продолжал Али. — Франкской девочки. Он вчера на рынке многим показывал этот рисунок. Гади видел его. Он говорит, что она могла бы быть твоей младшей сестрёнкой.
Аиша замерла. Гади сказал это? Гади заметил сходство между франкской девочкой и хитрым уличным мальчишкой из Каира?
Она сразу же вспомнила о рисунке, сделанном шесть лет назад английским путешественником, который в то время останавливался у них. Он был хорошим художником и мог рисовать так, что человек на рисунке казался живым. Она до сих пор помнила своё удивление, когда наблюдала, как карандаш летал над листом, а потом увидела лицо тринадцатилетней девочки, которая смотрела на неё с белой страницы альбома.
