При его жизни внутреннее пространство повозки перегораживалось занавеской, отделяя Сариту от родителей. Конечно, при этом достигалась только внешняя уединенность, так что Сарита, как и все ее сверстники, рано познала истинные отношения между мужчиной и женщиной. С тех пор как Эстабан умер, они с матерью спали рядом и обычно не ссорились.
Однако, забираясь в повозку в этот день, Сарита заметно нервничала.
— Мама? Тарик сказал, что ты искала меня.
— Ах, наконец‑то пришла! Где ты была? — Лючия определенно была взволнована, но Сарите она вовсе не показалась сердитой, возбужденной — да.
— Я везде тебя искала. Почему ты не отдыхала?
— Живот болел, — сымпровизировала на ходу Сарита, — наверно, что‑то съела. — Она не могла понять, почему мать так нервничает.
Лючия разрумянилась, волосы выбились из‑под платка. Сарита просунула голову в повозку.
— Что это за ткань? — Она узнала ее. Это было свадебное платье ее матери.
Лючия внезапно обняла дочь.
— О, я так ошарашена, Сарита, такие новости.
Твой отец был бы так горд.
— Из‑за чего, мама? — предчувствие Сариты, по‑видимому, оправдывалось.
— И ты не догадываешься, — Лючия схватила ее за руки, — дорогое мое дитя, это Тарик. Он зашел ко мне в конце сиесты. Конечно, ты должна была чувствовать, как он относится к тебе, хотя, надо сказать, я и сама не понимала этого, просто думала, что он заботится о нас из‑за того, что мы остались без мужчины… Но нет… ты должна выйти за него замуж, Сарита, ты станешь женой вождя племени.
— Нет! — прервала ее Сарита. — Как ты можешь говорить такое? Ты ведь знаешь о том, что у нас с Сандро. Как ты можешь такое говорить.
Лючия ударила дочь по лицу.
— Не смей больше даже упоминать имя Сандро!
Ты что, сошла с ума? Тебя хочет сам Тарик. Свадьба через три дня. Об этом теперь все знают. Завтра начнутся приготовления к ней.
— Нет! — снова прервала ее Сарита, она ощущала себя героиней ночного кошмара. — Ты не можешь согласиться на это, я — тоже.
— Дура! — Лючия встряхнула дочь за плечи, — послушай, что я тебе скажу, Тарику не нужно мое согласие. Он вождь и он хочет тебя. Ты пойдешь к нему сегодня вечером, чтобы отметить помолвку.
Сарита заставила себя промолчать. Конечно, верно то, что брак невозможен без согласия обеих сторон, но трудно себе представить, что она может отказать Тарику. В этом случае она будет изгнана из племени и лишится той защиты, которую оно ей давало. Она будет бездомной, без роду и племени в прямом смысле этих слов, одна — против целого мира, который быстро разделывается с теми, кто пришел в него из ниоткуда. Стать проституткой или умереть — вот из чего придется ей выбирать.
Стоя перед таким выбором, какая девушка откажется от чести стать невестой вождя? Разделить с ним ложе, что традиционно служит символом определенных намерений обеих сторон? Сарита подумала о тех, так часто прерываемых моментах страсти, которые она делила с Сандро. Их любовь была главным в ее жизни и в жизни Сандро. Как может она притворяться в том, что этой любви не существует? Как может отрицать то всепоглощающее желание, из‑за которого они посмели так много?
Она медленно покачала головой. Нет, это невозможно. Тарик — опасный человек, но не дьявол же он! В последние месяцы он был так мягок с ней, возможно, он выслушает ее. Но только теперь до нее дошло, почему он запретил им с Сандро пожениться. Он сам хотел ее, даже шесть месяцев назад, когда Сандро пришел к нему, предвкушая успех в деле, в котором затем ему было отказано без всяких объяснений.
И она должна это снести? Кротко разделить ложе с Тариком и присутствовать при том, как Сандро женится на ком‑то еще? Нет, это невозможно! Она стремительно выскочила из повозки, игнорируя материнский приказ вернуться назад, и побежала туда, где Тарик и другие мужчины пробовали плоды экспедиции Сандро.
Сарита ворвалась в их круг.
— Тарик, прошу тебя, мне необходимо поговорить с тобой. Ты не можешь этого сделать.
— Не могу? — спросил он. — О чем ты, Сарита?
— Ты не можешь жениться на мне. Прошу тебя, пойми, Тарик, я люблю Сандро и не могу выйти за тебя замуж.
Голубые глаза Тарика потемнели, как океан в непогоду.
— Прекрати сейчас же эти глупости, — сказал он, — и сделаем вид, что я ничего не слышал. — Он указал на людей, окружающих их, и Сарита, несмотря на свое горе, поняла, что он проявил великодушие, не обратив внимания на то, что она унизила его перед другими мужчинами, да и перед всем лагерем. Сандро был бледен, как привидение.
До этого момента он ничего не знал о помолвке и теперь стоял молча, не в силах вымолвить ни слова, Сарита же продолжала идти по пути, уничтожающему их обоих.
— Это не глупости, — сказала она, — дай мне объяснить, Тарик.
— Тут нечего объяснять, — прервал он ее со злостью, — ты сказала все, — он обернулся к Сандро. — Ты был с этой женщиной, — в его голосе не слышалось вопроса и видно было, что он едва сдерживается.
Сандро обрел голос.
— Я люблю ее, — сказал он, — мы уедем отсюда, примем изгнание из племени.
— Нет, не уедете, — Тарик отступил назад, лицо его теперь ничего не выражало, — ты бросил мне вызов, Александре. Когда ты пренебрег моим приказом, ты бросил вызов вождю племени Рафаэля, так что женщина и племя принадлежат победителю.
— Нет, — воскликнула Сарита в ужасе, — ты убьешь его.
Тарик обернулся к ней, лицо его по‑прежнему было, как застывшая маска.
— Или он убьет меня.
Сарита постаралась овладеть собой, сбросить с себя непокидающее чувство кошмара. Она взглянула на Сандро — несмотря на бледность, вид у него был решительный и спокойный. У него не было выбора — честь требовала участия в сражении. Он предложил для них обоих изгнание, но его предложение было отвергнуто. Теперь ему не остается ничего другого, как умереть с честью. Да, умереть. Она понимала, что это неизбежно, и будучи до мозга костей человеком, принадлежащим племени, приняла это как должное. Мужчины окружили Тарика и Сандро. Тарик сбросил с себя тунику и закатал рукава рубашки. Мышцы на его руках была подобны холмам.
Сандро приготовился к схватке подобным образом. Он был на десять лет моложе Тарика и тоже силен, но мускулы его еще не приобрели той твердости, которая достигается трудом и участием в многочисленных сражениях.
Сарита ушла в себя — ничто не могло проникнуть туда, и, стоя среди соплеменников в этот жаркий день, ее как бы не было с ними. Она дрейфовала на облаке, прохладном, и ничего того, что происходило сейчас, на нем не происходило.
Она видела сверкнувшие на солнце кожи, наблюдала за их смертельным танцем, но как бы издалека.
