– Хм-м! – протянул Сильвестр. – Прекрасный возраст!
– Для чего? – поинтересовалась Эстаси.
– Для того чтобы жениться, мисс! Эстаси бросила на деда задумчивый взгляд, но воздержалась от дальнейших замечаний.
– Теперь вы можете спуститься вниз к обеду, – сказал Сильвестр. – Я сожалею, что не смогу разделить с вами трапезу. Но я уверен, что замечательное вино, которое Порсон подаст, позволит вам преодолеть скованность, если она возникнет между вами.
– Вы все предусмотрели, сэр, – заметил Шилд. – Так пойдемте, кузина?
Эстаси, которая вовсе не страдала стеснительностью, выразила свое согласие, сделала еще один реверанс дедушке и в сопровождении сэра Тристрама отправилась в столовую.
Дворецкий посадил их по разные стороны огромного стола, на что они молча согласились, хотя вести разговор на таком расстоянии было затруднительно. Стол был роскошно сервирован, блюда прекрасно приготовлены, но все это длилось слишком долго. Сэр Тристрам отметил про себя, что его предполагаемая невеста отличается незаурядным аппетитом, и в первые же пять минут обнаружил, что она обладает даром безыскусной речи, так непохожей на то, что ему приходилось обычно слышать в лондонских гостиных. И уж совсем поразили сэра Тристрама ее слова:
– А жаль, что вы такой темноволосый, потому что мне вообще не правятся брюнеты. Ну что ж, придется привыкать.
– Благодарю вас, – только и ответил задетый Шилд.
– Если бы дедушка оставил меня во Франции, то я вышла бы замуж за герцога, – заявила Эстаси. – Мой дядя, в настоящее время наместник епископа, определенно собирался это осуществить.
– Скорее всего, вы попали бы под гильотину, – ответил на это сэр Тристрам, в душе ужаснувшись такой перспективе.
– Да, это верно, – согласилась Эстаси. – Мы часто говорили об этом – моя кузина Генриетта и я. Мы даже представляли, как взойдем на нее, – гордо, без плача, разумеется, только будем немного бледны. Генриетта хотела бы взойти на эшафот при полном параде, но, думаю, только потому, что ее придворный туалет был из желтого атласа. Генриетта считала, что он ей очень идет, хотя на самом деле это было вовсе не так! Я думаю, что молодым на гильотину надо надевать только белое и ничего не держать в руках, кроме разве что носового платка. Вы не согласны со мной?
– Не думаю, что имеет какое-либо значение, во что человек одет, если его ведут на эшафот, – ответил сэр Тристрам.
Эстаси с изумлением взглянула на собеседника:
– Вы так думаете? Но… Представьте: молодую девушку везут в телеге для осужденных на казнь, бледную, одетую во все белое, но ничего не боящуюся… Неужели вам не стало бы жаль ее?
– Мне было бы жаль любого, кого везут в телеге для осужденных на казнь, какого бы возраста или пола они ни были, и уж совершенно независимо от того, как они одеты, – перебил ее сэр Тристрам.
Во взгляде Эстаси читалось явное неодобрение.
– В моей телеге не должно быть никаких других людей, – изрекла ома.
«Все возражения на эту тему будут бесполезными», – подумал сэр Тристрам, воздержавшись от каких-либо слов.
– Вот француз, – продолжала Эстаси, – сразу бы меня понял!
– Но я не француз, – возразил сэр Тристрам.
– Са se voit! [1] – сказала она.
Сэр Тристрам взял себе с блюда бараньи отбивные и огурцы.
– Люди, с которыми я встречалась в Англии, – продолжила Эстаси после короткого молчания, – считали очень романтичным, что я спаслась от террора.
Она как будто призывала его также считать это романтичным, но сэру Тристраму было известно, что Сильвестр ездил в Париж задолго до Начала террора и увез внучку из Франции совершенно обычным способом.
– Да, в самом деле, – только и заметил он.
– Я знаю семьи, которые сбежали из Парижа в повозке со свеклой, – восхищенно рассказывала Эстаси, – а солдаты протыкали эту cвеклу штыками.
– Надеюсь, они не проткнули штыками никого из этой семьи?
– Нет, но они легко могли бы это сделать! Вы совсем не понимаете, что такое сейчас Париж. Все живут в страхе! Опасно даже выйти за дверь.
– Какое это облегчение для вас – оказаться в Суссексе.
Она остановила взор больших глаз на его лице и разочарованно произнесла:
– Так вы не любите волнующих вещей, mon cousin? [2]
– Я не люблю революций, если вы это имеете в виду.
– Ах нет! Зато столько романтики и приключений!
Он улыбнулся:
– Может быть, и мне это нравилось, когда мне было восемнадцать.
Наступило неловкое молчание.
– Дедушка сказал, что вы будете мне очень хорошим мужем, – спокойно произнесла Эстаси.
Захваченный врасплох, Шилд вежливо ответил:
– Я приложу все усилия для этого, кузина.
– Надеюсь, – сказала Эстаси, с неодобрением рассматривая блюдо с тарталетками из чернослива, – что так и будет. Вы представляетесь мне хорошим мужем!
– В самом деле?! – воскликнул задетый ее тоном сэр Тристрам. – Мне жаль, но я не могу ответить комплиментом на комплимент, сказав, что вы кажетесь мне хорошей женой.
Легкая грусть на лице Эстаси тут же исчезла. Она озорно улыбнулась:
– О да! Вы правы: едва ли я стану хорошей женой! Но как вы считаете, я красива?
– Очень, – честно ответил Шилд упавшим голосом.
– Да, вот и я так думаю! – согласилась Эстаси. – Полагаю, в Лондоне я могла бы иметь большой успех, потому что выгляжу совсем не так, как англичанка. Я заметила, что английские мужчины относятся к иностранкам с большим вниманием.
– К несчастью, – откомментировал сэр Тристрам, – в Лондоне уже столько французских эмигрантов, что едва ли вы сможете там стать достаточно заметной персоной.
– Я теперь вспомнила! – воскликнула Эстаси. – Вы вообще не любите женщин!
В который раз с досадой ощутив у себя за спиной присутствие лакея, сэр Тристрам бросил взгляд на пустую тарелку кузины и поднялся из-за стола.
– Лучше пройдем в гостиную, – предложил он. – Едва ли здесь подходящее место, чтобы обсуждать… э-э… такие дела!
Эстаси, которая, вероятно, относилась к лакеям как к предметам мебели, удивленно оглянулась, но без возражений согласилась покинуть столовую. Они прошествовали в гостиную, и она выпалила, едва дверь успела за ними закрыться:
– Скажите, вы против нашей женитьбы?
– Моя дорогая кузина, не знаю, кто вам сказал, что мне не нравятся женщины. Это большое преувеличение.
– Да, но вы все же возражаете?
– Если бы я был против этого брака, меня бы здесь не было.
– В самом деле? Но ведь каждый должен делать то, что ему скажет дедушка!
– Вовсе не каждый, – возразил Шилд. – Сильвестр, тем не менее, знает, что…
– Вы не должны называть своего двоюродного дедушку Сильвестром! – перебила его Эстаси. – Это совсем неуважительно!
