– Нет, черт побери, я ему врезал не за это. Я не бью каждого пьяницу, который мне попадается.
Анна окинула Джоша холодным, оценивающим взглядом: голые плечи, мускулистые руки, темные мокрые волосы на груди…
– Однако вы не производите впечатления человека, пострадавшего в честном бою, – съязвила Анна. – Вода остывает, мистер Коулман, и если вы не намерены сидеть в этом корыте до темноты, то прекратите увиливать и честно расскажите, за что вы решили избить и уволить одного из моих старейших работников.
– У него слишком длинный язык, вот за что, – огрызнулся Джош. – Я ни одному мужчине не простил бы таких слов о леди, и Гил получил по заслугам. Действительно, вода уже чертовски холодная. У вас больше нет вопросов?
Неодобрение в глазах Анны исчезло.
– О леди? Мне надо уточнять, о какой леди? – удивленно спросила она.
Джош не отвел взгляда.
– Нет, не стоит.
– Понятно.
Анна попыталась принять задумчивый вид, надеясь таким образом скрыть радость, которую она ощутила. Она понимала, что настоящей леди не подобает одобрять драку и тем более испытывать удовлетворение оттого, что стала причиной этой драки. Однако она ничего не могла с собой поделать: при мысли о том, что Джош Коулман бросился с кулаками на негодяя, чтобы защитить ее доброе имя, ее охватил радостный трепет. Примитивный, недостойный, непростительный поступок… а все же приятно.
Кроме того, приятно было осознавать, что она не ошиблась в Джоше.
Но Анна не успокоилась и устремила на Джоша строгий взгляд:
– И это чистая правда?
Джош тяжело вздохнул, всем своим видом изображая покорность:
– Мадам, разве голый мужчина стал бы вам врать?
Анна с трудом сдержала улыбку. Облегчение, гордость, радость так и рвались наружу. За рулем “даймлера” Анна ощущала свободу. В стычке с Джорджем Гринли, когда она стояла на крыльце с ружьем в руках, почувствовала свою власть и умение выходить из сложных ситуаций. Надежда обнаружить нефть возбуждала ее авантюрный дух… Однако ничто из вышеперечисленного не доставляло ей такого озорного наслаждения, как разговор с Джошем Коулманом, сидящим голышом в корыте и впервые целиком зависящим от ее милости. И то, что Джош оказался невиновным, только усиливало это ощущение. Анна просто не могла отказать себе в удовольствии еще немного продлить эту столь невыигрышную для Джоша ситуацию.
Анна еще раз внимательно оглядела Джоша, ей хотелось надолго сохранить в памяти эту картину. Костяшки пальцев разбиты, через плечо тянется царапина, возможно, появившаяся в результате драки, а может, и нет. Притягивала взгляд и грудь Джоша – широкая, мускулистая, покрытая темными волосами. А вот у Марка на груди волос вообще не было.
Джош уже начал покрываться мурашками, когда взгляд Анны скользнул вниз. Но еще больше смутить Джоша Анне не удалось – полотенце и высокий борт корыта служили надежным прикрытием. Лицо Анны снова стало строгим.
– Вы поступили совершенно правильно, однако надеюсь, что в дальнейшем вы будете советоваться со мной, прежде чем принимать какие-то важные решения.
Анна уже повернулась, собираясь уйти, но раздраженный голос Джоша остановил ее:
– Что значит “в дальнейшем”? Разве вы не уволили меня?
Анна обернулась и удивленно подняла бровь:
– А разве я не сказала вам, что вы назначены новым управляющим?
Джош потерял дар речи, и Анна снисходительно улыбнулась.
– Теперь можете надеть штаны, мистер Коулман, – любезно разрешила она. – Желаю вам хорошо провести время в городе. До свидания.
Народная мудрость гласит, что если бы ковбоям не требовалось развеяться по субботним вечерам, то ни одного городка не появилось бы к западу от Миссисипи. Городок Редемптон, штат Техас, служил наглядным примером этого утверждения.
Он был основан в 1845 году как торговая фактория, обслуживавшая ранчо “Три холма”. Тридцать лет назад в городке появился собственный телеграф, а вскоре за ним и железнодорожная ветка, по которой перевозили почту и скот с ранчо. Сейчас в Редемптоне насчитывалось около четырехсот постоянных жителей, однако по субботним вечерам население городка удваивалось. Здесь имелись магазин, небольшая тюрьма, больница и баптистская церковь. А также восемь салунов, шесть борделей, две гостиницы, в которых койки сдавались на время или на ночь тем, кто слишком напивался и был не в силах вернуться домой.
По сравнению с Форт-Уортом Редемптон казался провинциальным, захудалым маленьким городком. Большинство зданий имели ложные фасады, полы в салунах были покрыты опилками, дощатые тротуары были проложены только в восточной части города, где стояли двухэтажные домики в окружении небольших садов. Здесь селилась местная элита – к примеру, проповедник и доктор. Железнодорожная ветка проходила как раз посередине города, и подобное разделение не вызывало особого недовольства. Проститутки могли прогуливаться по западной части города с заката до восхода, если только не вели себя чересчур вызывающе и не досаждали порядочной публике. Ковбоям, в свою очередь, позволялось устраивать пальбу и буянить, если только они платили за нанесенный ушерб, не появлялись в восточной части города и не нарушали мирную жизнь добропорядочных горожан. Городок Редемптон научился одновременно тянуть деньги с ковбоев и сохранять мирный уклад жизни.
К половине одиннадцатого вечера городок уже бурлил, до утра оставалось еще много времени, и ковбои усиленно наверстывали упущенное за целую неделю. Возле салуна “Бедняга” находился тир с маленькими оловянными тарелочками-мишенями, а через улицу располагался балаган, где можно было посмотреть на змею с двумя головами и поцеловать бородатую даму. Часть гуляк уже потащила девочек в комнаты, другие тупо пили или с азартом спускали свое недельное жалованье за карточными столами. Несколько ковбоев, стоя на углу, слушали проповедника, который рассказывал обо всех тех грехах, которые им предстояло совершить до утра. Святой отец поднаторел в искусстве мелодекламации: будучи мудрым человеком, он понимал, что надо успеть растрясти кошельки ковбоев, пока в них еще что-то звенит.
Вот и сегодня нестройная толпа шаталась по Редемптону из одного заведения в другое, тратила деньги, шумела, искала развлечений. Однако кое-кто из них имел намерение провести время более разумно.
Двое мужчин сидели в небольшой задней комнате салуна. Один, в чистых джинсах, с отполированными шпорами, в тщательно вычищенной шляпе, пересчитывал пачку денег. Другой, в дорогом стетсоне, сверкая бриллиантом на мизинце, курил двухдолларовую сигару и с довольным видом наблюдал за партнером.
