— Я не должна была допускать, чтобы Диана волновалась, — продолжала Минерва. — Хотя продолжаю утверждать, что она никогда не узнает. Но я прошу прощения за свой поступок. Благодарю, что вы выручили меня и теперь сопровождаете. И еще спасибо за то, что заставили понять мои ошибки.
Себастьян с подозрением посмотрел на нее, чтобы удостовериться, что она говорит серьезно.
— Диана дает обед в честь моего дня рождения. Я бы хотела пригласить вас.
Ровно в четыре часа дворецкий Дианы открыл дверь и впустил маркиза Блейкни.
— Мадам готова? — спросил Блейкни. — Я не люблю, когда мои лошади томятся в ожидании.
Диана нервно вошла в зал и, увидев маркиза, бросилась к нему и схватила его за руку.
— Слава Богу, вы здесь, Блейк!
— Вы разве не получили мою записку, в которой я пробил ожидать меня не в три, а в четыре?
— Конечно, получила. Но Минерва пропала. Я ужасно беспокоюсь, что с ней что-нибудь могло случиться.
— Может быть, вы присядете, — сказал Блейк, поглаживая се руку.
— Нет, я хочу отправиться на ее поиски.
— Прежде всего скажите, что случилось.
— Два часа назад она сказала, что у нее болит голова, и поднялась к себе. Иногда ее действительно мучают головные боли, но она чаще их терпит, не жалуясь.
— Да-да, продолжайте, — нетерпеливо произнёс Блейк.
— Когда я получила записку, в которой вы предлагали отложить отъезд, я пошла в свои комнаты, поскольку у меня были кое-какие дела. Четверть часа назад я тихо подошла к ее комнате узнать, как она, но ее там не было.
— Куда, черт возьми, она могла подеваться?
— Она хотела посмотреть, как будут передавать ходатайство в министерство внутренних дел. Боюсь, она поехала в Уайтхолл.
Блейк положил ей руку на талию, но Диана была слишком возбуждена, чтобы испытывать удовольствие от этого жеста.
— Успокойтесь, моя дорогая. Мой экипаж в вашем распоряжении, и мы немедленно отправляемся.
— О да, пожалуйста, едем. Я так боюсь, что с ней что-то случилось.
— Не думаю, — сказал Блейк слишком беззаботно, по мнению Дианы. — И она непременно получит от меня нагоняй за эту дерзкую выходку.
— Мне следовало самой организовать этот поход, тогда бы ей не пришлось прибегать к обману.
Хотя Диана понимала, что Мин поступила скверно, поведение Блейка ей не понравилось. Она и сама намеревалась наказать сестру, но это ее дело, а не его.
— Главное — найти ее целой и невредимой, — сказал Блейк, стараясь загладить свою бестактность.
Другой рукой он обнял Диану за плечи и поцеловал в лоб.
— В путь!
Он не успел закончить, как в дверь постучали. Дворецкий кинулся открывать, и на пороге появилась широко улыбающаяся Минерва под руку с высоким джентльменом в очках.
— Смотрите, кто привез меня домой! — бодро воскликнула она. — Себастьян, то есть лорд Айверли согласился прийти на мой день рождения.
— Лорд Айверли… — начала было Диана, но осеклась, увидев выражение лица Себастьяна, на котором она прочла отнюдь не скуку или равнодушие и не восхищение и страсть, знакомые ей по Мэндевиллу: даже сквозь стекла очков она безошибочно уловила горящую в его глазах ярость.
Это продолжалось всего мгновение, затем он любезно улыбнулся и наклонил голову:
— Леди Фэншоу. Блейк. Я имел честь проводить мисс Монтроуз домой.
Себастьян широкими шагами шел по Мейфэр. Прогулка в сторону Пиккадилли только усилила кипящую в груди ненависть.
— Мне нужно заняться боксом.
— Рад видеть тебя, Себастьян, — растягивая слова, медленно произнес Тарквин, когда Себастьян ворвался в его гардеробную. — Но прежде всего тебе нужно выпить.
Он кивнул слуге, державшему в руках жилет, в который Тарквин собирался облачиться.
Через минуту тог вернулся с графином хереса. Себастьян выпил бокал вина, но оно еще более разожгло злобу, теснившую его грудь.
— Ты выглядишь так, словно собираешься кого-то убить, — спокойно сказал Тарквин.
Себастьян полагал, что до этого не дойдет. Но он не мог гарантировать, что не нанесет серьезных телесных повреждений своему кузену Блейку.
У него вырвался возглас негодования, похожий на рычание.
— Хорошо. Думаю, смогу организовать несколько уроков, — продолжал Тарквин. — Встретимся завтра в полдень у Джексона. А теперь уходи и дай мне спокойно закончить свой гардероб.
— Ведь лорд Чейз — маркиз, — сказала Минерва.
— Разумеется, — согласилась Диана, сожалея, что в качестве наказания за ее побег она лишь запретила сестре читать газеты в течение недели.
Ничего, ей хватило времени подумать. Завтра, слава Богу, она снова сможет читать «Таймс». А пока она сидела в гостиной и, скучая, занималась распределением гостей на обеде в честь своего дня рождения.
— И лорд Блейкни тоже. Хотя в свое время станет герцогом.
— Правильно.
Диана с интересом заметила, что Минерва постукивала каблуками по ножкам стула. До сих пор она не видела, чтобы кто-то так делал.
— Значит, Блейкни знатнее? — спросила Мин. — Или лорд Чейз знатнее, поскольку он маркиз по праву, а не по милости? Или знатность определяется временем получения титула? А если так, тогда какого титула?
— В сотый раз говорю тебе, Мин: не знаю и не интересуюсь.
— А вот Блейкни интересуется. — Минерва выглядела мрачной. — Он думает только о себе.
Диана отложила вышивание, которое у нее продвигалось черепашьим шагом. Она никогда не училась шитью, поскольку ни один из родителей не считал рукоделие полезным навыком. Она занялась этим, чтобы доставить удовольствие Тобиасу, который считал, что она выглядит очень мило, когда склоняется над пяльцами в путанице разноцветных ниток.
— Прекрати так зло высказываться о Блейкни, который, может быть, станет твоим зятем. Я знаю, что ты вбила себе в голову, что я должна бы предпочесть лорда Айверли, но этого никогда не будет. Хотя бы потому, что я совершенно его не интересую.
— Ты его еще как интересуешь.
— Нет, не интересую.
— Ну, пусть интересовала. Тогда, когда он пришел к нам в Уоллопе.
От Минервы ничто не могло укрыться.
— Если это и было, то сейчас прошло. Он и парой слов со мной не обменялся, когда мы виделись.
— А ты ничем не могла его обидеть? — Минерва сурово взглянула на сестру. — Если так, ты должна попросить прощения.
Внутри Дианы все сжалось, и она попыталась успокоить свою совесть. Ведь он не мог ни о чем узнать. Кроме нее, о пари знали только Лэмб и Блейк, но оба клянутся, что не проронили ни слова. Но чем же тогда объяснить его холодный тон? И его гнев, когда он привел Мин домой?
