– Ну что ж, давай поужинаем? А то горячее остынет, а холодное согреется. – Взяв ее тарелку, он начал накладывать ей закуску. – Ты проголодалась?
– Ужасно. Голодна, как черт. Он усмехнулся.
– Ну, еды у нас достаточно, чтобы накормить целую дюжину чертей. Кстати, как тебе понравилось новое платье? – небрежно спросил он.
– М-м-м... очень милое. Спасибо. Он виновато посмотрел на нее:
– Я понимаю, оно не такое изысканное, но я боялся, что ты можешь озябнуть. Да и не хотелось, чтобы ты помяла свои шелка или испортила туфли.
Мари удивилась, как можно зябнуть в столь теплую погоду, но ее тронула его забота. Он не забывает даже о таких мелочах.
Макс подал ей тарелку и наполнил свою. Она намазала мягкий рокфор на хлебец.
– Макс, здесь очень много еды. Нам столько не съесть. Давай отдадим остатки бедным.
– Бедным? – удивленно приподняв бровь, переспросил он.
– Ну да. Знаешь... – Она застыла с поднесенным ко рту хлебцем. – Мне вдруг пришло в голову, что, наверное, есть люди, которые терпят нужду, и мы должны помогать им. Разве не так?
– Да, во Франции многие испытывают лишения. Летом это не так страшно, а вот зимой в деревнях умирают от голода.
Она откусила хлебец и задумчиво жевала его. Но воспоминание, едва вспыхнув, тут же потухло.
– Нет... не могу... Не могу вспомнить. – Она тряхнула головой. Бесполезно гоняться за тенью. От этого одни головные боли. – Ну, пусть летом и не так много голодных, но ведь они есть, и мы можем помочь им. У нас здесь столько всего.
– Я... прослежу, чтобы Перель не выбросил остатки. – Он смотрел на нее с каким-то странным удивленно-недоверчивым выражением. – Ты очень добра, Мари. Не забываешь о тех, кому повезло меньше, чем тебе.
– А раньше? Разве раньше я не думала о них?
– Нет... Ну, по крайней мере, я не припоминаю такого. Она нахмурилась:
– Чем больше ты рассказываешь мне о прежней Мари, тем меньше она нравится мне.
И снова его вид стал озадаченным.
– Наверное, это... происшествие дает тебе шанс... измениться.
– Да. – Ей понравилась эта мысль. Если она не может вспомнить себя прежнюю, свою прежнюю жизнь, значит можно начать все сначала.
Стать лучше.
Макс внимательно глядел на нее и молчал. Его пристальный, оценивающий взгляд смутил ее, она покраснела и отхлебнула вина.
– С вином ты не ошибся, Макс. Оно гораздо лучше тех, что нам подавали на ужин. Оно послаще.
– Да. Прекрасное вино. Я рад, что ты оценила. – Он снова откашлялся и отпил из бокала. – Я знал, что оно понравится тебе. Но у меня есть для тебя кое-что еще. – С этими словами он потянулся к корзинке и, сняв с нее салфетку, вытащил две маленькие коробочки, завернутые в голубую бумагу и перевязанные золотистыми лентами.
Поставив бокал с вином, она взяла протянутую ей коробочку.
– О Макс, какая прелесть! Я поставлю их на туалетный столик вместе с остальными. Они будут чудесно смотреться там.
Он рассмеялся:
– Нет, Мари, ты не поняла. Я дарю тебе не коробочки. Нужно развязать ленту и посмотреть, что внутри.
– А-а. – Она сконфуженно закусила губу.
– Извини, Мари. Мне не следовало смеяться, – тут же сказал он. – И ты права, коробочки действительно славные. Но содержимое их еще лучше. Разверни.
Пожалев про себя, что приходится разрушать такую красоту, Мари медленно развернула обертку. Внутри оказалась бархатная шкатулка. Она открыла ее и увидела золотое кольцо, в котором сверкали крошечные белые камушки.
– Да, – улыбнулась она. – Оно тоже очень милое. Он не засмеялся, но не сдержал усмешку.
– Я обещал купить тебе новое обручальное кольцо. – Убрав в сторону несколько блюд, он придвинулся к ней, вынул из шкатулки кольцо и надел его ей на левую руку. – Теперь ты знаешь, Мари, что ты не одна, – прошептал он. – Я всегда буду рядом. Не бойся меня. Не бойся ничего. Я с тобой, и я буду беречь тебя. Ты больше никогда не будешь чувствовать себя одинокой.
Слезы заблестели в ее глазах. Но не подарок тронул ее, а его слова: в них не было ничего особенного, но они заполнили и осветили ту черную пустоту, которая и притягивала, и страшила, и угнетала ее с того дня, когда, очнувшись, она попала в чужой и непонятный ей мир.
Он протянул ей вторую коробочку.
– А это... м-м-м... я даже не знаю, зачем я купил это. Она поморгала, прогоняя слезы, и не в силах ничего ответить, развернула второй сверток.
Она мгновенно узнала эту вещицу в искусно гравированной оправе из серебра. Круглое стеклышко на ручке, к которой была прикреплена длинная серебряная цепочка, похожее на зеркальце, только прозрачное. Она помнит это. Это...
– Лупа!
– Наверное, она задумана для чтения, но знаешь... я так живо представил тебя с ней, что не удержался и купил.
Но она уже не слышала его. Она завороженно смотрела в стеклышко, поднося его то к тарелке с ветчиной, то к хрустальной вазе, то к бокалу с вином. Предметы, увеличиваясь в размерах, становились выпуклыми, изменяли свои очертания, искажаясь до неузнаваемости.
– Удивительно! – прошептала она. – Макс, посмотри!
– Мари, ты сегодня говорила мне, что не помнишь, не ощущаешь себя. Так вот, Мари, я хочу, чтобы ты знала: я понимаю тебя. Понимаю и хочу помочь.
Она выпрямилась. На глаза снова навернулись слезы:
– Макс...
– Не надо. Не надо ничего говорить. И прошу тебя, не плачь. – Он протянул руку и провел ладонью по ее щеке, смахнув выкатившуюся из глаза слезу. – Я твой муж, Мари. Я люблю тебя, а за это не благодарят.
Чувства, теплые как воздух этой ночи, нахлынули на нее, но она не могла облечь их в слова. Он взял у нее лупу и перекинул ей через голову цепочку.
Она ощутила прохладу металла, почувствовала, как коснулись ее шеи его горячие пальцы – и вздрогнула.
Пальцы его замерли, всего на мгновение, словно он почувствовал ее дрожь. Его лицо, освещенное пламенем свечей и светом луны, было совсем рядом. Она видела его глаза. Они казались серебристыми и очень...
Теплыми. Никогда прежде она не замечала, чтобы его взгляд светился такой теплотой.
Стоит им чуть придвинуться друг к другу...
Он отодвинулся, и она не успела завершить эту мысль.
– Ну и хорош же я, нечего сказать. Ты только начала есть, а я отвлек тебя, – сказал он с улыбкой. Отбросив в сторону смятую оберточную бумагу, он протянул ей бокал. – Выпей, дорогая. Ты почти не дотронулась до вина.
Прошел час, а вино все еще не подействовало.
Макс полулежал, прислонясь к стволу дерева, лениво подливая в свой бокал густой темно-красный напиток. Он выжидал. Не надо торопить события. Он все предусмотрел – сейчас она очарована атмосферой лунной ночи, она всецело доверяет ему. Она пьет вино – уже целый бокал, – и даже предположить не может, какова же истинная цель этого столь романтического ужина. Еще немного терпения.
