Дойдя до колесной мастерской, они с облегчением узнали, что уже все готово. Поблагодарив мастера, они наняли рабочих донести колесо до конюшни. Когда Коул начал устанавливать новое колесо на дилижанс, пошел сильный дождь. За пять минут они промокли до нитки.
– Нам придется заночевать в городе, Мэгги, – проговорил Коул. – Из-за дождя дорогу на Лоуфорд развезет. Забирайся в дилижанс, поедем к миссис Халлауэй.
Мэгги слишком устала за день, чтобы спорить. Она промокла, дул холодный ветер, тело по-прежнему болело. Ни слова не говоря, девушка забралась в экипаж и устроилась на одном из сидений.
Разместив лошадей на ночлег, Коул и Мэгги зашли поздороваться с миссис Халлауэй.
– Ох вы мои бедняжки! – сочувственно воскликнула она. – Как только начался дождь, я тут же поняла, что вы обязательно вернетесь. Скорее идите наверх и переоденьтесь, не то заболеете. Я дам вам теплые одеяла, чтобы закутаться, пока ваша одежда будет сохнуть. И обязательно примите горячую ванну! Бак полон, горячей воды всем хватит. Рядом с камином лежат дрова, растопите его пожарче, чтоб согреться.
– Давай ты первая в ванну, Мэгги, – предложил Коул, когда они поднялись к себе в комнату. Мэгги дрожала от холода и еле держалась на ногах, так что ей даже в голову не пришло спорить. Она пошла в ванную, скинула мокрую одежду и забралась в воду. У нее ныла каждая косточка, но Мэгги все-таки нашла в себе силы вымыть голову.
В дверь постучался Коул:
– Мэгги, миссис Халлауэй принесла одеяла и полотенца.
– Зажмурься и давай все сюда.
Коул приоткрыл дверь и вручил их ей. Мэгги осторожно выбралась из ванны, вытерла волосы и обвязала их одним из полотенец. Потом насухо вытерлась другим и выжала мокрую одежду.
Завернувшись в одеяло, Мэгги вошла в комнату. Коул в одних джинсах разжигал камин. От такого зрелища у Мэгги сладко заныло сердце.
– Ванная в твоем распоряжении, – тихо сказала она. Он кивнул и исчез за дверью.
Мэгги разложила сушиться свою мокрую одежду перед камином и стала расчесывать волосы. Самочувствие ее значительно улучшилось.
Вскоре показался Коул с полотенцем, обмотанным вокруг бедер.
– Ты быстро. Ограничился душем? – спросила Мэгги, пока он раскладывал сушиться свои вещи.
– Да, только ополоснулся, – произнес он, садясь рядом с ней возле камина.
Какое-то время они молча смотрели на огонь, наслаждаясь покоем и уютом. Потом Мэгги поплотнее закуталась в одеяло, обняла руками колени и тихо проговорила:
– В комнате витает любовь, Коул.
– То есть?
– Любовь тех, кто жил здесь. Генри и Джози. Должно быть, они были очень счастливы.
– Откуда ты знаешь?
– Я чувствую. А ты нет?
– Боюсь, у меня не такое богатое воображение.
Он ласково улыбнулся, заглянув ей в глаза, и Мэгги вновь залилась краской. Коул заметил, как причудливо отражается огонь на ее золотистых волосах.
Каждый раз, когда он видел ее такой – нежной и женственной, что-то странное происходило с его сердцем: оно то сладко вздрагивало, то томно замирало. Он не мог отделаться от мысли, что одним движением может скинуть с нее одеяло и почувствовать тепло ее тела, мягкие изгибы прекрасной фигуры, нежность кожи. Усилием воли он заставил себя переключиться на другие мысли.
– Коул, помнишь, мы часто играли на Аляске в одну игру, – нарушила затянувшееся молчание Мэгги. – Отец называл нам какое-нибудь слово, а мы говорили первое, что приходило на ум.
– Да, помню, – отозвался он.
– Ты, конечно, во всем умудрялся находить неприличный подтекст, – хихикнула Мэгги. – Но вот интересно, с чем у тебя ассоциируется комната, в которой мы находимся?
– Комната? – задумчиво протянул Коул. – Ну... тепло. Особенно когда я смотрю, как ты старательно кутаешься в одеяло, хотя здесь не холодно.
– Ты можешь оставаться серьезным, Коул?
– Ладно. Уют. Очень уютная комната. А ты что скажешь?
– Блаженство.
– Что ж, значит, мы мыслим в одном ключе. Хоть в этом сходимся.
Мэгги покачала головой:
– Нет-нет, тут совсем не одно и то же. Блаженство – гораздо больше, чем просто уют, нечто более глубокое, более личное, что ли.
– Личное? Ты о чем?
– Я говорю о Джози и Генри. – Она взглянула на портрет над камином. – На всем здесь лежит отпечаток их былого счастья. Их любовь сделала комнату такой уютной и милой, они привнесли сюда ощущение теплоты и комфорта, которое не ушло даже после смерти Генри Халлауэя. Присутствовать здесь – блаженство, комната наполнена любовью и радостью. – Какая ты, оказывается, романтичная девушка, Мэгги, – откликнулся Коул. – А ведь ты никогда не видела Генри Халлауэя. Как ты можешь знать, что он за человек? Может, он довольно неприятный тип, а? Кроме того, если миссис Халлауэй так любила мужа, почему же она не забрала в свою комнату его портрет?
– Да потому что портрет принадлежит определенному месту! Он напоминает о том, как они были здесь счастливы. Ты просто циник и не веришь в любовь.
– Неправда. Я всей душой верю в любовь. У меня перед глазами всегда был прекрасный пример – мать и отец, которые влюбились друг в друга с первого взгляда и на всю жизнь. Кстати, то же самое можно сказать о моих тете с дядей и кузенах с их женами.
– Но сам-то ты никогда не любил.
– Да, ты права. Просто я пока не встретил подходящую женщину. А когда встречу, вернусь в родное поместье, чтобы остаться там навсегда. Кстати, так поступали все мужчины в нашей семье. Я в последнее время часто думаю о доме. Но пока я только приезжаю погостить в «Трипл-Эм». И так будет до того дня, когда я встречу девушку моей мечты.
– Понятно.
Он заметил, что Мэгги уже готова расплакаться, и добавил:
– Ну что ты, не грусти, мечтательница! Однажды я ее обязательно встречу.
– А... Да нет, не обращай на меня внимания.
– Что случилось, Мэгги? Почему ты плачешь?
– А... Я... Из-за того, что у меня все болит, Коул. После того как я вчера упала с лошади, тело буквально разваливается на кусочки.
– Черт побери, Мэгги, почему же ты не сказала? Я же вчера купил тебе мазь. Сейчас, минутку, только вспомню, куда я ее положил. – Коул обвел глазами комнату и заметил лежащую на столе газету. – А, точно! – Он подошел к столу и достал из-под газеты тюбик с мазью. – Вот она! Позволь я тебе помогу.
Коул выдавил немного мази из тюбика и тщательно втер ей в кожу. Сначала он помассировал ей одну руку, потом другую. Мэгги замерла и смотрела на него широко открытыми глазами.
– Так лучше?
– Да-да, спасибо.
– Ляг на живот, Мэгги, я намажу тебе спину.
Не говоря ни слова, она повиновалась. Коул выдавил на ладонь еще мази и стал осторожно массировать ей плечи и спину. Мэгги буквально таяла от его прикосновений. Коул чувствовал, как она расслабляется под его руками, но массаж здорово возбудил его самого.
