Пробегая по Орн-стрит, она услышала, как далекий церковный колокол пробил двенадцать раз. О Господи, уже обед! А мама, наверно, сильно волнуется, не зная, как обстоят дела. Проходя мимо Малой гавани, Эспер поискала глазами зеленую лодку Джонни среди других рыбацких лодок, но ее там не было. Девушка ускорила шаг и вскоре вышла к заднему двору своего дома. Здесь росли четыре яблони — все, что осталось от сада Моисея Ханивуда. На огороде работал мотыгой «чокнутый» старик Ходж, которого Сьюзэн вынуждена была нанять для работы потяжелее, так как у Роджера «руки не доходили». Спал Ходж в сарае между хлевом и конюшней, пустовавшей на случай приезда гостей, которые могли бы оставить там лошадей и коляску.
К счастью, на кухне оказался только отец. Он сидел за столом, но его обед был нетронутым. Роджер, улыбаясь, смотрел на дочь, когда она вбежала в кухню, скинула плащ и огляделась, ища глазами мать.
— Приветствую тебя, дочь светлого апреля, — сказал Роджер тем шутливым тоном, каким он обращался только к ней. — Садись, моя дорогая, я хочу прочесть тебе чудесные стихи из «Од» Горация, — он показал на лежавшую перед ним книгу.
Эспер смущенно посмотрела на отца и положила руку на его плечо.
— Не сейчас, папа, — она не знала, смеяться ей или огорчаться. — А где мама?
— В распивочной, а может, и в гостиной, готовится, надо думать.
Роджер продолжал сосредоточенно смотреть в книгу. Да, Эспер, пожалуй, слишком молода, чтобы понять всю утонченную красоту этих строк, но вполне могла бы послушать, подумал он. Например, вот это:
«Я не боюсь ударов Судьбы,
Ведь нечего мне терять;
В лодочке утлой могу я поплыть,
Не страшась стихий…
Вот так, спокойно, с мудрой созерцательностью, надо относиться к жизни.
— Ешь, папа, — сказала Эспер ласково, видя, что разочаровала его. — Я с удовольствием послушаю стихи завтра.
Тут в кухню вошла Сьюзэн.
— Явились, мисс? — привычно ворчливо обратилась она к дочери. Сьюзэн была разгорячена уборкой в гостиной, где приходилось двигать мебель, чтобы освободить место для гостей. — Роджер, ты меня с ума сведешь. Ты что, не начитался еще у себя в комнате? Пошли сбивать масло, — тихо сказала она, уже обращаясь к Эспер.
Они вдвоем отправились в кладовую, где хранилось масло, и за работой Эспер, понизив голос, рассказала матери обо всем, кроме, конечно, гадания.
— Значит, Деревянной Ноги не будет, и Джонни придется управляться одному, — Сьюзэн покачала головой. — Я не решусь довериться кому-то еще. Сын булочника говорил мне, что прошлой ночью была большая охота на черных в Линне. Охотник за беглыми рабами отправится оттуда прямо сюда.
— Ма, — сказала Эспер, — ты знаешь, я ведь умею грести. Я сама могу помочь Джонни.
— Чушь. Ты не знаешь, что это такое на самом деле. Лучше помолчи.
И тут в дверь постучали.
— Кто бы это мог быть? — спросила Сьюзэн задумчиво. — Обычный посетитель просто вошел бы, — она вытерла руки передником. — Ну да ладно. Все равно сейчас тут искать нечего, — Сьюзэн невесело усмехнулась и пошла к двери. Эспер последовала за ней, на ходу вытирая лицо полотняной салфеткой.
Чей-то низкий голос спросил:
— Миссис Ханивуд? Могу я поговорить с вами?
Судя по выговору, это был не местный. Мать ответила, что может побеседовать с ним в кухне, так как в доме идет уборка перед приемом гостей.
Вслед за Сьюзэн вошел плотный и очень высокий мужчина в сюртуке и жилете, два кармана которого были соединены золотой цепочкой от часов. Он вежливо снял цилиндр и держал его в руке. Волосы посетителя были короткими и такими белыми, что он казался старше своих двадцати шести лет. Роджер с удивлением посмотрел на незнакомца.
— Здравствуйте, сэр. Простите, что побеспокоил вас. Я — Эймос Портермэн, владелец обувной фабрики на Скул-стрит.
— В самом деле, сэр? — ответил Роджер вежливо, но без малейшего интереса. — Не желаете сесть? — он замолчал и вопросительно посмотрел на жену, несколько смущенный ее молчанием и настороженностью.
Эспер и Сьюзэн имя этого человека говорило больше, чем Роджеру. Эспер встретила его с враждебностью, вспомнив, что это о нем говорили Джонни и другие сапожники в мастерской Пичей. Какие у него отвратительные холодные глаза. И чего он вообще сюда приперся?
Сьюзэн сидела молча. Она ждала. Так это тот самый, кто прошлой осенью купил фабрику, когда прежний хозяин, Ален, как и большинство обувных фабрикантов, обанкротился во время паники. На вид он выглядит простым и открытым, но кто его знает?! Обувщики ведут большую торговлю с югом и могут быть за «твердолобых».
Однако Портермэн не был удивлен нелюбезным приемом. С тех пор как он приехал в Марблхед, он всегда встречался с настороженностью или враждебностью местного населения.
— Я пришел к вам, мэм, — продолжил он, — потому что слышал, что у вас очень хорошая гостиница.
— Ну… — выжидательно произнесла Сьюзэн, продолжая изучать посетителя.
— Так вот, мэм, купив фабрику, я вынужден проводить здесь какое-то время, чтобы за ней присматривать. В отеле, где я сейчас живу, мне не очень удобно, и я хотел бы перебраться к вам.
Эспер невольно сделала протестующий жест и очень тихо сказала «нет». Эймос с раздражением заметил это. Этакая неотесанная провинциалка. И на щеке у нее масло. Кто она такая, чтобы смотреть на него с нескрываемой враждебностью?
— У меня сейчас нет свободных комнат, мистер Портермэн, — сказала Сьюзэн. — У меня они редко бывают, обычно я сдаю комнаты торговцам на одну ночь.
— Вы хотите сказать, — вспылил потерявший терпение гость, — что вы не желаете, чтобы я здесь жил? Проклятые марблхедцы! Моя фабрика дает работу тем, кто в ней нуждается. Я не пойму почему, — он замолчал, вспоминая, как шел по Вашингтон-стрит, и стайка мальчишек, прятавшихся за зданием муниципалитета, кидали в него камни с криком: «Бей гада-чужака!»
К удивлению Роджера и Эспер, да и самого Эймоса, Сьюзэн вдруг рассмеялась:
— Может быть, мы и недолюбливаем чужаков, думаем, что лучше было по-старому, когда жизнь не зависела от фабрикантов, а все давало море. Но времена меняются, и я прекрасно понимаю ваше недовольство.
Неужели маме он понравился? — подумала Эспер. Да ведь ей всегда нравились в мужчинах темперамент и энергия. Но этот тип — фабрикант из Дэнверса, скверного места, вроде Салема, — и к тому же еще такой противный хлыщ.
— Хорошо, мэм, я, пожалуй, пойду, — произнес гость, несколько смягчившись. — Простите, что побеспокоил вас.
— Если вам нужна комната, — сказала Сьюзэн, решившая, что Портермэн пришел сюда без дурных намерений, — можете обратиться к миссис Кабби на Стейт-стрит.
