— В обмен на твое покровительство, — поспешила договорить она, — я отдам тебе все, что у меня есть. Ты будешь полностью независим. Ты смог бы купить свою собственную гостиницу...
—Дорогая, деньги для меня ничего не значат.
— Я знаю. И всегда знала, что ты хороший человек, ты совсем не похож на этого.
— На сэра Стюарта?
— Т-с-с, даже имени его не упоминай. Он не имеет к нам никакого отношения. Я совершенно уверена: ты не охотник за приданым, а это значит, что я могу назвать тебе величину этого приданого.
Она собралась с духом.
—Двести пятьдесят тысяч фунтов.
На мгновение Джону показалось, что он ослышался. Он предполагал, что у нее тысяч десять, самое большее двадцать.
Двести пятьдесят тысяч фунтов! Да ведь это все сокровища мира!
Перед его глазами замелькали радужные картины: фамильному поместью возвращено былое великолепие; оно вновь, как когда-то, окружено прекрасными садами. Он так много мог бы сделать для обитателей Мильтон-парка: отремонтировал бы их дома, предоставил кредиты, чтобы они могли расширить хозяйство и пополнить свои закрома.
И все, что ему необходимо сейчас сделать, — это лишь протянуть руку и согласиться на предложение Сесилии.
Об эту мысль все его мечты тут же разбились. Все его мечты. Доверчивая девушка от всей души предлагает ему огромное состояние, даже не подозревая, что вводит в искушение человека, который так отчаянно нуждается в деньгах.
Джон вспомнил, как она говорила, что ей нужен человек, которого бы не интересовали ее деньги.
И что она скажет, когда узнает, что он обманул ее? И прежде всего скрывал правду о себе самом.
Четверть миллиона фунтов... Чего еще может пожелать человек? Но он-то меньше всех заслуживает этих денег.
Возможно, когда-нибудь между ними не будет тайн. Но сейчас ему следует быть осторожным и не спешить открывать ей правду. Интуиция подсказывала ему, что сейчас не время для этого. Да и она, скорее всего, вряд ли поверит ему!
— Давай не будем торопиться, — наконец ответил он. — Мне льстит твое предложение, но...
— Но ты не хочешь его принимать, — закончила она, и голос ее задрожал.
— Послушай...
— Не нужно ничего объяснять, — поспешно сказала она. — Ты очень добр, но мне не стоило затевать этот разговор, — я была не права.
— Да не в этом же дело...
— Пожалуйста, ни слова больше. Забудь, что я тебе наговорила... прости!
Уклонившись от его протянутой руки, она опрометью выбежала из номера. Джон остался один. Он лежал и проклинал себя за глупость и эгоизм.
Сесилия заперла дверь своего номера и, прислонившись к ней, закрыла лицо руками.
«Как я могла сказать ему такое? — шептала она себе. — Где была моя голова? Самой сделать предложение мужчине... о, я позабыла всякий стыд... и почему я была так уверена?.. Я приняла за действительность свои мечты. О Господи, что он обо мне подумает?!»
Она долго металась по комнате, заламывая руки.
«Как мне теперь смотреть ему в глаза? — стонала она. — Я не смогу! Я должна тотчас же отсюда уехать!»
Но эту мысль она сразу же отбросила. Если она отсюда уедет, то может оказаться прямо в лапах сэра Стюарта. Выбора не было — она должна остаться и испить чашу позора до дна.
«Я не должна больше с ним встречаться, — решила она. — Попрошу Розанну побыть его сиделкой, а сама поработаю вместо нее... ой, нет, так тоже нельзя. Что же мне делать?»
Голова Сесилии раскалывалась от горестных мыслей, но усилием воли она велела себе успокоиться. Она сильная. Она не должна об этом забывать, и сейчас сила нужна ей как никогда.
Оставшуюся часть дня Сесилия провела в номере, но вечером ей пришлось выйти, чтобы принести Джону ужин и лекарства, которые прописал доктор.
— Слава Богу, — произнес он, — я так надеялся, что ты придешь!
— Правда? Ты плохо себя чувствуешь? Чем я могу помочь? — вежливо спросила она.
— Сесилия, умоляю, ты знаешь, в чем дело. Мне необходимо с тобой поговорить.
- О чем?
— Вероятно, у тебя сложилось превратное впечатление... я хотел объясниться...
— Не нужно ничего объяснять, — ответила она с веселой улыбкой.
- Но...
— Честно говоря, я понятия не имею, о чем ты. Приятного аппетита.
С этими словами она юркнула в коридор, оставив его в одиночестве.
Джону хотелось выть волком от собственной бестактности и неуклюжести.
«Я должен был принять ее предложение, потом сказать правду и затем освободить от каких-либо обязательств, — стонал он. — А вместо этого я повел себя, как настоящий болван, если называть вещи своими именами».
Он попытался встать с кровати — и тут же рухнул на пол. Фрэнк, который в этот момент входил в номер, завопил: «Сэр!» — и поспешил ему на помощь.
— Немедленно в кровать, сэр, — велел он, бережно укладывая Джона.
— Фрэнк, мне необходимо как можно быстрее встать на ноги, — произнес тот, тяжело дыша. — В таком состоянии от меня мало толку.
— Такие вещи нельзя ускорить, сэр.
— А мне необходимо ускорить, черт возьми!
Прежде чем он успел еще что-то сказать, они услышали шаги доктора на лестнице, а через мгновение появился он сам.
Доктору Седжвику было около сорока; у него было открытое лицо и мягкие манеры. Аккуратно, дважды в день он приходил, чтобы осмотреть рану Джона и сообщить, что она неплохо заживает.
— Я как раз проходил мимо — дай, думаю, зайду, — весело проговорил он. — Как вы?
— Не очень, — тут же ответил Фрэнк. — Он только что упал.
— Вот так новость! — воскликнул доктор и достал термометр.
— Эй! Есть кто живой? — послышалось откуда-то снизу.
— Это еще кто? — удивился Фрэнк, нахмурив брови.
— Кажется, это тот бестолковый полисмен, — застонал Джон. — Лучше пойди встреть его.
—Думаю, он уже сам поднимается сюда, сэр.
Фрэнк не ошибся: они услышали тяжелые шаги на лестнице, а спустя минуту дверь резко отворилась и на пороге появился констебль Дженкинс. У него был мрачный вид.
— Вот вы где! — агрессивно произнес он.
— Да, я здесь, — ответил Джон. — И вам это доподлинно известно!
— А может, вы решили сбежать.
— Отчего же мне бежать?
—Я побеседовал с сэром Стюартом.
— Так вы его нашли? Надеюсь, он арестован?
— Нет. Я сказал, что беседовал с ним и кое-что выяснил. Оказывается, вы похитили его подопечную и увезли ее с грязными намерениями.
— Я рассказывал вам, что он требовал...
— Сэр Стюарт — знатный господин, — перебил Дженкинс. — Надеюсь, вы не станете настаивать, чтобы я подвергал сомнению слова джентльмена!
Фрэнк фыркнул, что примерно отвечало чувствам Джона.
