– Прекрасная свадьба, фермер Полгард, – лукаво сказала она.
Теперь уже и гости танцевали, но Лилит осталась на месте. У нее слишком кружилась голова, и ей хотелось лишь сидеть спокойно, смотреть на все и сознавать, что все это устроила она.
Ей хотелось, чтобы здесь была Аманда и увидела бы все, но бедной Аманде такое веселье возбранялось.
Скрипач наигрывал веселую мелодию, и ноги Лилит, казалось, танцевали сами по себе. Но она не станет танцевать. Она чувствовала, что был только один человек, с которым она могла бы танцевать на таком празднике; а его здесь, конечно, не было, потому что кое-кто слишком знатен, чтобы быть на фермерской свадьбе.
Она смотрела, как они крутились и вертелись, поднимались на цыпочки, раскланивались, брались за руки и ритмично двигались в танце – потные и неуклюжие сельские жители. И все же никто из них не радовался свадьбе так, как Лилит. В ее жизни это был такой же важный день, как и в жизни Джейн, потому что она убедилась, что может получить все, что захочет, если будет достаточно смелой и ловкой при этом.
* * *
– Шаллал! – услышала Лилит шепот гостей.
Они вышли из дома и стояли во дворе, перешептываясь и пересмеиваясь. Новобрачные удалились в свою комнату. Все знали, какая из комнат фермерского дома отдана им, потому что такое важное дело не должно было быть секретом – слуги всегда его раскроют.
Шаллал! Это было заключительной церемонией свадебного дня, ритуалом, которого ждали все, за исключением, возможно, лишь новобрачных, после того как наелись досыта, напились и натанцевались.
Свадьба была великолепной, и таким же должен быть финал. Толпа гостей очень развеселилась после полгардовского ромового напитка, медовухи, наливок и сидра. Необходим шаллал для завершения свадьбы.
Теперь они хохотали, потому что ясно видели мерцание свечей в комнате новобрачных. Джим Ларкин повернулся лицом к гостям и поднял руку; он подал сигнал, и они начали монотонно распевать:
– В постели ли вы уже, молодожены? В постели ли вы? – После паузы пение продолжилось: – Мы идем вас искать.
Лилит была вместе со всеми, теперь уже танцуя, танцуя, как фея среди толпы, и распевая громче всех.
– Все готовы? – громко спросил Джим Ларкин.
– Все готовы! – пропела в ответ толпа гостей и двинулась, не торопясь, через парадную дверь фермерского дома, распевая: – Шаллал. Шаллал. – Через холл они прошли к широкой лестнице и поднялись по ней, распевая это слово.
Энни Полгард закричала им вслед:
– Вы мне заплатите за все, что сломаете. Попомните... свой шаллал.
Гости не слушали Энни.
– Здесь ли вы, молодожены? – пропели последние из поднимавшихся по лестнице.
Лилит первой вошла в коридор и стояла у двери, когда она распахнулась настежь. Том стоял в штанах и рубахе; Джейн тоже была одета, только волосы были распущены по плечам. Они ждали. Они знали, что после свадебного застолья с выпивкой непременно будет шаллал; они не собирались быть застигнутыми в постели, как это было с некоторыми до них.
Джейн завизжала, когда увидела толпу, а толпа восторженно закричала:
– Шаллал!
Лилит, самая высокая из всех и все еще опьяненная успехом и ромовым напитком, как сумасшедшая вскочила на постель с криком: «Шаллал!», чувствуя себя вожаком, королевой, потому что без нее не было бы никакого шаллала. Как же он мог бы быть, если бы без нее не было бы и свадьбы?
Лилит соскочила с постели, потому что вперед выступил Джим Ларкин, принесший чулок с песком, и все они набросились на визжащую невесту и жениха. Они колотили Тома чулком с песком, а он отбивался своими кулачищами. Джейн с воплем выбежала из комнаты. Пока Том лежал, прижатый к полу, молодой Гарри Полгард засунул ветку утесника в постель.
Лилит, захваченная всеобщим возбуждением, почувствовала, что, останься она в комнате минутой дольше, она начнет кричать, как ей удалось все это устроить.
Она крепко сжала губы и выбралась из комнаты, сбежала по лестнице вниз и выскочила во двор; она бежала не останавливаясь, пока не оказалась возле дороги.
Было почти полнолуние, и Лилит остановилась посмотреть на луну. Она была пьяна от лунного света, от жизни, от успеха и от ромового напитка.
Стоя там, она услышала позади себя какое-то движение. У нее перехватило дыхание, и она едва не задохнулась от страха. Она с ужасом подумала, что Джоз Полгард последовал за ней и теперь стоит позади нее, готовый сжать ее горло волосатыми руками.
– Привет, – раздался голос. – По-моему, это Лилит. Лилит таинственно улыбнулась и медленно обернулась. Это он стоял, глядя на нее, не Джоз Полгард, а тот молодой человек, который уже некоторое время являлся ей в приятнейших мечтах.
– Сперва я принял тебя за нимфу, – сказал он и подошел ближе. – Ты была на шаллале?
– Да.
– Похоже, тебе там понравилось.
Она двинулась по дороге, освещенной луной; сердце ее прыгало в груди, и она никак не могла найти слова для ответа. Он пошел с ней рядом и положил руку ей на плечо.
– Я рад, что встретил тебя сегодня, – сказал он. – Я уже давно хотел поговорить с тобой... наедине... как сейчас. Странно, Лилит, но я лишь в последнее время, по-моему, узнал тебя.
Она продолжала молчать и пристально смотрела на темный лесок впереди.
– Тебе нечего сказать мне, Лилит?
Она взглянула на него, и этот взгляд, должно быть, многое сказал ему, потому что он взял ее за локоны и оттянул ее голову назад, так что лунный свет упал ей прямо на лицо.
Он смеялся; она тоже рассмеялась, опьяненная ромовым напитком, лунным светом и неожиданным осознанием того, что и другая ее мечта вот-вот осуществится.
Лилит возлежала на постели Аманды.
Что случилось с ней в последнее время, думала Аманда. Она изменилась – то совсем притихнет, а то становится более сумасбродной, чем обычно.
Накануне Аманде исполнилось шестнадцать лет. Кое в чем день рождения может быть немного утомительнее обычных дней. Молились дольше. За завтраком ей торжественно вручили подарок родителей – книгу в мягком темно-красном переплете с фиолетовой закладкой из кожи; это было дополнение к ее Библии и молитвеннику, полное советов для молодой девушки, напечатанных на отдельных страницах под текстом, их предваряющих. Мисс Робинсон преподнесла ей шесть носовых платков; Алиса Дейнсборо – музыкальную шкатулку в форме рояля, игравшую, когда ее открывали, «Дивную лаванду»; а Фрит подарил ей экземпляр «Посмертных записок Пиквикского клуба». Последний подарок, Аманда это поняла, был дерзким поступком, так как она помнила слова отца на ее первом званом обеде о том, что он не потерпит книг мистера Диккенса в своем доме.
