– Да. Но к счастью, остальные находятся в Аварлохе.
Позади Гарета раздался голос Олуина:
– Это нас сильно задержит в пути. Теперь мы попадем домой на неделю позже, чем думали.
Принц холодно посмотрел в сторону Танон, а потом направился к ее отцу. Едва он открыл рот, чтобы высказать сомнение в здравом уме Бранда, как повелитель Аварлоха повернулся к нему и направил на него взгляд, в котором читался точно такой же вопрос.
– Вчера вечером ты наполнил сердце моей дочери надеждой, что она сможет навестить свою мать. Мы дали согласие на ваш брак, думая, что он положит конец войне. Но ваш союз не заставит норманнских баронов пропустить тебя обратно в Англию.
Гарет попытался ответить, но Бранд прервал зятя, глаза его потемнели и стали напоминать цветом ночное небо.
– Насколько я знаю, – продолжил Бранд, – ты и словом не обмолвился с королем Вильгельмом о том, чтобы он обеспечил тебе безопасный проход через границу. Поэтому я должен задать тебе вопрос: ты считаешь, что поступил здраво, когда пообещал ей это?
– Нет, я так не считаю. – Гарет встретил прямой взгляд Бранда, высоко подняв голову. – Сказать по правде, я пожалел о своих словах сразу, как только они слетели с губ. Но ваша дочь рыдала у меня на плече, и я понял, что не могу отказать ей.
Резкое выражение лица Бранда смягчилось. Его широкие плечи расслабленно опустились вниз, и он облегченно вздохнул полной грудью.
– Ах, вот в чем дело. Ну, я рад, что тебя заботят чувства Танон.
– Ее безопасность заботит меня гораздо больше. – В его голосе все еще слышалась злость. Он посмотрел на сундук, который поднимали на крышу кареты. – Если вы бывали в марке, то должны знать, что там опасно. Даже с королевской грамотой на руках нам все равно придется в некоторых местах передвигаться как можно быстрее. А теперь скажите мне – с какой скоростью может ехать эта колымага, неся на себе столько тяжелых вещей?
Бранд, прищурив глаза, задумчиво поглядел на Гарета. В это мгновение на карету взгромоздили последний сундук, и она жалобно заскрипела. Бранд заскрежетал зубами.
– Снимите три сундука, – громким голосом приказал он носильщикам.
Танон увидела, что с крыши убирают часть поклажи, и сразу же кинулась к отцу и мужу.
– Что тут происходит? – потребовала она объяснений, скрещивая руки на груди.
В этот момент еще один сундук упал на землю.
– Облегчаем карету, – лаконично ответил ей Гарет.
– Облегчаете карету? – Танон развернулась к нему. Ее широко открытые глаза блестели недоумением. – Но тут моя одежда! Моя лютня, мои письменные принадлежности! Как я смогу написать письмо маме?
– Танон, мы не можем…
– А что делать с вещами Ребекки?
– Ладно. Мы возьмем два сундука. Один – твой, другой – твоей няни. Вы должны собрать их не позже полудня.
– Но здесь подарки от моих родных и близких. Как я смогу уместить все в один сундук? Пожалуйста, позволь мне по крайней мере взять…
– Танон, – напомнил ей Гарет, – до обеда осталось очень мало времени.
– Что ж, хорошо, – сдаваясь, ответила она сквозь плотно сжатые губы.
По ее лицу было видно, что Танон намеревалась сказать больше, но, кинув быстрый взгляд в сторону отца, она улыбнулась.
Час спустя в карету погрузили два сундука. Люди Гарета за эго время оседлали лошадей. Обменявшись последними прощальными словами со своей семьей, Танон вытерла мокрые щеки и, не обращая внимания на мужа, прошла к экипажу.
– Обычно она не такая кислая, – заметил Хереворд, глядя на слишком прямые очертания ее спины.
Гарет посмотрел через плечо сакса на жену, которая усаживалась в карету.
– А какая она обычно? Когда ты гостил у дяди, то рассказывал, что у нее нос морщится при смехе. Но ты не говорил, что это происходит так редко.
Хереворд помолчал, обдумывая ответ. Он давно знал Танон. Семейство Ризанде подолгу жило в замке короля. Заключив мир с Вильгельмом, Хереворд вскоре близко сошелся с Брандом, Данте и их домочадцами. Несколько лет назад по поручению короля он поехал с визитом к повелителю Дехубара и там с удивлением обнаружил, что юный принц Гарет интересуется Танон гораздо больше, чем старший брат Седрик. Тот не слушал его историй и вообще ни о чем не спрашивал.
– Она сейчас грустит, – ответил ему Хереворд. – Но сердце у нее доброе.
– Грустит, – эхом повторил Гарет, не сводя глаз с ее профиля, который был виден в окне кареты.
Внезапно его сердце затопила волна сочувствия. А что еще она должна ощущать? Сначала ее обещали в жены его подлому брату, который не мог скрыть ненависти к норманнам даже от невинной шестилетней девочки. Потом хотели выдать замуж за Роджера де Куртене, которого Гарет с детства считал самым мерзким человеком на свете. Теперь наконец Танон против ее воли отправляли жить в незнакомую страну – хотя она уже думала, что избежала подобной участи, – да еще с практически незнакомым мужем. Ведь несколько месяцев, что они провели вместе, отделяют от нынешнего момента целых двенадцать лет. Гарет ничего не мог с собой поделать: он жалел ее и безмерно ею восхищался. Если бы он оказался в подобной ситуации, то, наверное, пинался бы и дрался, пытаясь выскочить из кареты. А Танон спокойно сидела с замкнутым, суровым выражением лица. Гарету было тяжело видеть ее в таком состоянии. Он помнил другую Танон.
Гарет уже собрался идти к ней, когда к нему подошел Бранд.
– Тебе достаточно написать мне одно слово, и я поеду на границу, чтобы лично доставить тебя и Танон обратно в Англию.
Гарет улыбнулся этому прославленному воину, желая смягчить его боль от потери дочери.
– Я подумаю об этом, милорд.
Бранд посмотрел на Хереворда, но цепкий взгляд сакса был прикован к одной из двух женщин, что приближались к ним. Леди Бринна Ризанде подошла к супругу, и тот взял ее под руку. Ее преданная подруга и няня детей проскользнула мимо Хереворда, даже не посмотрев в его сторону, и остановилась перед Брандом.
– Милорд. – Прежде чем поднять на него глаза, она нагнулась в легком поклоне. – Все эти долгие годы для меня было честью служить вам и вашей семье. Теперь я буду продолжать с честью служить вашей дочери.
Бранд заключил ее в объятия.
– Мы будем скучать по тебе, Ребекка.
– А я – по вас, милорд.
Хереворд отступил назад и пошел к лошади.
Когда все наконец были готовы к отъезду, король подал Гарету грамоту и, похлопав его по плечу, напомнил, что он должен беречь Танон как зеницу ока. Потом Вильгельм распахнул дверь кареты и так крепко обнял крестницу, что она чуть не задохнулась.
– Порадуй своего короля и найди счастье с мужем, ma belle.
Танон прильнула к нему, но не заплакала. Она поклялась сделать все, от нее зависящее, чтобы не разочаровать близких людей. Танон посмотрела через его плечо на мать, помахала ей, вытерла глаза и придала своему лицу самое храброе выражение, которое могла изобразить, когда карета тронулась с места, увозя ее прочь от семьи.
