Губы Кэтрин шевельнулись, но не издали ни звука. Она чувствовала, как он смотрит на нее, любуется завесой волос и нежно улыбается.
Внезапно она содрогнулась и запрокинула голову в приливе страсти – таком резком, что Алекс с трудом удержался, чтобы не поддаться ему.
– Ты знаешь, что я сейчас чувствую? – выдохнула она.
– Нет. Рассказывай.
Она снова выгнула спину, и на этот раз Алекс убрал руки, предоставив ей возможность двигаться так, как она сочтет нужным. Подхватив снизу ее груди, он заставил Кэтрин вскрикнуть.
– Рассказывай, – повторил он, чувствуя, как нарастает его желание.
– Я... о, Алекс, я хочу, чтобы это повторялось каждую ночь! Может, мне не следовало говорить об этом? Неужели это значит, что я порочна?
– Если так, – пробормотал он, – значит, мы оба обречены гореть в аду, любимая, а я готов на все, лишь бы не расставаться с тобой.
Кэтрин томно вздохнула, всецело сосредоточившись на его влажном теле, от которого исходил нестерпимый жар. Она мгновенно забыла о долгих неделях разлуки, желание вытеснило все сомнения, опасения и тревоги. Кэтрин застонала, и Алекс снова взял ее за талию, придерживая, направляя и продлевая удовольствие.
Кэтрин уперлась ладонями в его лоснящуюся от пота грудь, чтобы не упасть. Волны экстаза начали окатывать ее одна за другой, она хрипло вскрикивала, перед ее глазами вспыхивали искры. Алекс попытался замедлить темп, но Кэтрин решительно покачала головой, требуя продолжать, помочь ей, разделить с ней блаженство.
Потрясенный выражением ее лица и силой желания, Алекс забыл обо всем и сжал ладонями ее талию. С хриплым торжествующим криком он отдался наслаждению, и через мгновение им обоим стало нечем дышать. Исчезло все вокруг, кроме их сплетенных дрожащих тел.
Кэтрин медленно подняла веки. Солнечный свет вливался в окно, озаряя всю комнату. Стрелки каминных часов показывали без нескольких минут десять, легкий ветер развевал шторы, донося негромкий привычный шум из парка и конюшни. Балконная дверь была приоткрыта. На полу не оказалось сброшенной одежды. Кэтрин нигде не увидела ни бриджей, ни сапог, ни рубашки, ни даже писем, разлетевшихся вчера по ковру.
– Алекс! – воскликнула она и рывком села. Она обернулась, боясь увидеть, что рядом никого нет, но натолкнулась на пристальный взгляд темных глаз, ахнула и прижала к губам трясущиеся ладони. – Ты еще здесь!
Он лениво приподнял бровь.
– Ты разочарована?
– Нет, нет! Просто я думала... я увидела, что дверь открыта, и... – Она осеклась и прикусила нижнюю губу. Минувшей ночью она побоялась спросить Алекса, сколько времени есть у них в запасе. Вот и теперь ей было страшно задать этот вопрос.
– Признаюсь честно: я хотел пробыть здесь несколько часов, – объяснил он, с удовольствием потягиваясь. – Но одна невероятно пылкая молодая особа действовала так хитроумно, что я обессилел и не смог ускользнуть до рассвета, в самый темный час. И как назло день выдался солнечным, слишком ясным, чтобы скакать по полям на виду у ополченцев, да еще в чужом мундире. Кэтрин не верила своим ушам.
– Ты хочешь сказать...
– Объяснить проще, мадам? Я – ваш пленник. Я сдаюсь на вашу милость – или жестокость – на весь день и большую часть ночи... Конечно, если вы не против такой компании.
– Не против? – Она бросилась к нему в объятия. – Да если бы я надеялась таким способом задержать тебя здесь, я сожгла бы твою одежду и привязала бы тебя к постели!
– Любопытная мысль, – отозвался он. – Пожалуй, мы вернемся к ней, когда кончится война.
Кэтрин прижалась к нему, вдыхая резкий мужской запах кожи и отмечая, что в этой уютной женской спальне Алекс выглядит чужаком.
– Хорошо бы она кончилась поскорее! – с жаром выпалила Кэтрин. – Просто кончилась, и все. Напрасно ты отослал меня из Шотландии. Лучше бы ты поверил, что я ничуть не боюсь и хочу остаться дома, в Ахнакарри.
Александер коснулся губами ее лба.
– Кэтрин, Ахнакарри находится менее чем в двадцати милях от одного из самых крупных английских гарнизонов в горах. Я не мог оставить тебя в замке, помня, что Форт-Уильям совсем рядом.
– Но ведь я была бы не одна! Со мной ничего не случилось бы, как с леди Морой и Джинни...
– Об этом мы уже говорили. – Он вздохнул. – Мора, Джинни и даже Роуз знают, что им предстоит. Они привыкли к насилию и кровопролитию, они выросли в укрепленном замке. Джинни в горах как дома, она легко способна месяцами прятаться в пещерах, если понадобится.
– Ты говоришь так, будто Ахнакарри в осаде. Но принц уже завоевал Шотландию. Зачем так опасаться пары английских фортов?
Алекс провел ладонью по ее шелковистым волосам и нежно поцеловал в губы.
– Милая моя девочка! Пока принц находится в Англии, его победы в Шотландии ничего не значат. Расстановка сил может измениться мгновенно, и разве я смогу спать спокойно, зная, что оставил свою овечку на растерзание волкам? А в Дерби тебе ничто не угрожает. Ты пробудешь здесь, пока не закончится война.
– Но...
– Никаких «но», мадам. И довольно споров. Я уже объяснял, что мне не нужна капризная и непослушная жена.
Кэтрин приподнялась, сжала кулаки, и в ее голосе зазвенел сарказм:
– Да, всемогущий и всезнающий муж. Если вы считаете, что я настолько слаба и беспомощна, что без вас не способна сделать ни шагу, значит, пусть будет по-вашему.
Алекс нахмурился:
– Я не сомневаюсь, что ты смогла бы вернуться в Ахнакарри и вынести все испытания – будь то набег Кэмпбеллов или осада англичан. Ты наверняка научишься отражать атаки противника, перевязывать открытые раны, зашивать вспоротые животы и даже перерезать глотки, спасая тяжелораненых от медленной и мучительной смерти. – Он помедлил, давая Кэтрин осознать ужасный смысл его слов. – Ты способна и на это, и на многое другое, но дело в том... – он взял ее за подбородок и заглянул в глаза, – что я этого не хочу. Тебе незачем видеть боль, страдания и кровь.
– Значит, я нужна тебе только для того, чтобы развлекаться, когда ты в настроении?
Долгую минуту Алекс молчал.
– В таком случае меня устроила бы любая женщина, и я не стал бы жениться.
– Тогда объясни: чего ты хочешь? Ты говоришь, что любишь меня и стремишься защитить – но, Бог свидетель, спокойнее всего я чувствую себя рядом с тобой. Брак – это не только обладание и защита. Я хочу, чтобы ты доверял мне, делился со мной мыслями, надеждами, опасениями. Я не желаю вести с тобой вежливые, но бессодержательные беседы, как с каким-нибудь Гамильтоном Гарнером. Я мечтаю о большем, Алекс. Хочу знать, что радует и печалит тебя, тревожит и вызывает гнев...
Приподнявшись, она бережно отвела со лба Алекса густую смоляную прядь.
