павлинов по две штуки с каждой стороны. А вместительная, даже валенки ваши засунуть можно. Старинная работа, таких больше не делают.
— Да ну, на кой она мне, — разочарованно махнул рукой мужик, собираясь уходить. — Да и ношеная, вон по шву уж затертая.
— А… а у меня еще юбка есть, — вытянула Лида край материи. — Новая, почти неношеная. Вы же из деревни? Может, дочке возьмете, еще вот бусы, — она зарылась в сумке и вытащила нить бисера. — Смотрите, красота же?
— Такого добра у нас и самих, — буркнул мужик. — Разве что на обувку вот твою я б сменял, ладная обувка, — он указал на румынки.
— Но они гораздо дороже стоят, — пробормотала Лила, — и в чем я тогда домой пойду?
— А это не моя забота, — почувствовав Лидину слабину, принял мужик холодно-равнодушный вид. — Нет, так я пошел, недосуг мне здесь выстаивать.
И он демонстративно развернулся спиной.
— П-подождите! — отчаянно почти крикнула Лида. — В-вот, возьмите, — и она начала торопливо развязывать шнурки.
Пальцы плохо слушались, как бы предупреждая хозяйку о последствиях. «Коле нужны валенки, он столько для меня сделал, а мне, что ж, обуви для него жалко», — отругала себя Лида и стащила правый ботинок.
— Я сейчас, сейчас, — сняла она и левый. — Вот, берите.
— Другой разговор, — торопливо всучив покупательнице валенки, сцапал румынки мужик.
— Грабят! Грабят! — раздался рядом визгливый женский голос. — Люди добрые, смотрите что делается-то, девчонку разувают!
Шумевшая женщина показалась Лиде знакомой, не она ли сторожила ее сумку на вокзале в прошлый раз? Да точно она, вон и курносенькие близняшки рядом крутятся. Живут они здесь, что ли?
— Чего орешь, дура⁈ — попытался успокоить горластую тетку мужик. — Она мне сама отдала.
— Дяденьки милиционеры, тут девушку грабят! — закричали уже на два голоса близняшки. — Дяденьки милиционеры, быстрее!
— Что здесь происходит? — сквозь расступившуюся толпу шли два подтянутых сотрудника в синих шинелях.
Мужик заметался, пытаясь скрыться, но крепкие пассажиры сомкнули ряды.
— Разул ирод девку, — указала женщина. — Сама видела — пригрозил, мол, сымай, она, сердешная, и сняла.
— Да врет гадина, врет! — возмутился мужик, делая еще одну отчаянную попытку пробиться вон из круга.
— Разберемся, — сухо произнес один из патрульных, — рассматривая Лидины носки. — Документы имеются?
— Конечно, — полезла Лида в сумку. — Это недоразумение, мы поменялись, я ему ботинки, а он мне валенки. Мне для… мужа, он на север едет. Он реставратор, научный сотрудник, в Вологодский музей пригласили, — зачем-то посчитала она нужным добавить, — в Вологде же холодно.
— Холодно — холодно, — подтвердил мужик, активно кивая, и тут он зашвырнул румынками в крайнего милиционера и, яростно толкнув людскую стену, пробил в ней брешь.
— Стоять! — заорал патрульный, пускаясь в погоню.
Мужик ломанулся к выходу. Все пришло в движение.
— Ловите, ловите!!!
Лида растерянно смотрела в спины удаляющимся синим шинелям.
— Вот, тетенька, ваша обувка, — протянули ей девочки ботинки.
— Так неудобно получилось, его валенки вот, у меня остались, — пробормотала Лида, все же обуваясь.
— Какие там его, — возмутилась маленькая спасительница Лидиных румынок. — Это ж Митяй, тот еще ворюга, там стащил, тута продает, аспид.
— А на вид трудовой человек, от земли, — удивленно захлопала Лида ресницами.
— Отродясь тяжелее стакана ничего не держал, — подтвердила и мать девчонок.
— А как же валенки? Раз они ворованные, их надо вернуть, — протянула Лида женщине свою «покупку».
— Забирай, заслужила, — словно хозяйка милостиво разрешила тетка. — Где теперь тех хозяев искать, твоему ученому нужнее.
И тут раздался призывный паровозный гудок. Он оглушил Лиду, перехватил дыхание. Коля уезжает!
— Коля уезжает, — жалобно прошептала она.
— Так беги, чего ж тут стоять, — всунула валенки в руки Лиде благодетельница.
И Лида, зажав валенки под мышкой, с хлопающей по боку сумкой, бросилась на перрон. Поезд тронулся, вагоны пришли в движение. Какой вагон? Восьмой? Где восьмой?
Лида, натыкаясь на провожающих бежала параллельно ускоряющемуся поезду, глотая едкий пахнущий лесным костром пар.
— Лида, что ты делаешь⁈ — где-то боковым зрением она заметила Митю. — Лида, вернись! Не позорься!
— Беги, Лида, беги! — кажется, это кричал Плотников.
Не обращая ни на кого внимание, собрав все силы и волю в кулак, Лида бежала и бежала.
Поезд побеждал, настырно вырываясь вперед. Перрон заканчивался, еще немного и все, она отстанет. Вот только Коля на этот раз не выпрыгнет, не вернется. Он уезжает! Навсегда уезжает!
— Я смогу, я смогу.
Еще, еще немного, надо только немного поднажать.
— Я догоню, я не могу не догнать!
Последний вагон. В конце небольшая площадка для сцепщиков, там лесенка. Надо только дотянуться, уцепиться. Ну, же! Ну! Что за злая доля — бегать за ускользающими поездами?
Берет слетел с головы, волосы затрепал злой ветер. Силы не хватало, легкие выжигало холодом. «Только бы не упасть, упаду — все». Из двери последнего вагона выглянула проводница, она сокрушенно покачала головой и пропала.
«Быстрее! Быстрее, копуша!» — обругала себя Лида.
Мгновение и на площадке появилась та самая проводница. Нагнулась, протягивая руку.
— Хватайся! Хватайся, шальная! — прокричала она Лиде.
Лида вцепилась в мягкую большую ладонь. Рывок. Колени ударились о железные ступени. Лида оказалась на площадке. Перрон остался позади, поезд уже летел на всех парах.
— Да что ж вы вовремя-то из дому не выходите, — покачала большой головой проводница. — Просидят до последнего, а потом за вагонами бегают. Можно и на рельсы так упасть.
— Я н-не пассажирка. Я в-выйду, на ближайшей остановке, — язык не слушался. — Вы не могли бы передать валенки. Пассажиру из восьмого вагона, от друзей. Ему нужны валенки, он в одних ботинках. Передайте, п-пожалуйста.
Проводница, прищурившись, молча рассматривала Лиду словно диковинную зверушку.
— Передадите? Вы только не говорите про меня, ну что я бежала. Просто скажите от друзей, а я сойду, хотите, сейчас спрыгну.
— Куда⁈ Стоять! — очнулась женщина. — Горюшко ты мое, влюбленное, — по-матерински прижала она Лиду к широкой груди.
— Передадите? Николаю Колмакову.
— Передам, давай свои валенки. Пойдем, чаю тебе налью, согреешься.
— Н-нет, я тут чуть-чуть побуду. Отдышусь.
— Точно шальная, — потрепала проводница Лиду по голове. — Надышишься, заходи, дверь направо.
— Только не говорите про меня, он с женщиной. Поссориться могут.
— Ну, и зачем такому валенки? Пусть та «женщина» и дарит.
— Вы просто отдайте, от друзей, — как заведенная повторила Лида. — Колмакову.
— Я б такому по голове теми валенками настучала, — хмыкнула проводница. — Ладно, давай, отнесу.
Она ушла с валенками.
В углу стоял какой-то ящик, Лида положила на него сумку и устало села. Голова была пустой и легкой словно воздушный шарик. Последний вагон нещадно раскачивало, и Лида начала покачиваться в такт стуку колес. Москва прощалась сотнями огней и уплывала вдаль, ночь сгущалась. Теперь по обе стороны
