Однажды она попыталась рассказать об этом Николаю и объяснить, чего от нее ожидают наставники в балетной школе, однако он наотрез отказался ей верить. А ведь это было правдой – от нее требовали именно такой жертвы! Им нужно было окончательно завладеть ее душой и заставить отказаться от Николая! Но Анна не поступится своей любовью, чего бы это ни стоило. Вспыхнувший в ней гнев вызвал новый прилив сил и желание работать и доказать свое право на Николая. Теперь она начинала первую разминку в четыре часа утра, а заканчивала заниматься не раньше десяти вечера. Она почти не ела, не спала, не отдыхала – лишь упрямо повторяла знакомые упражнения, выжимая из своего тела все возможное и даже невозможное. Ведь именно этого самоотречения добивались от нее непреклонные учителя… И когда две недели спустя мадам Маркова снова вызвала ее к себе в кабинет, Анна выглядела осунувшейся и бледной, как после болезни.
Анна не имела представления о том, что ей придется выслушать на этот раз. Наверное, просто прикажут собрать вещи и незамедлительно убираться. Пожалуй, оно и к лучшему. Все равно она вымотана до предела, а от Николая нет ни слуху ни духу – впору сойти с ума. Он ответил лишь на первое ее письмо… И вдруг Анна подумала: а что, если все остальные письма так и остались неотправленными?! Все воспитанники балетной школы складывали свои письма на специальном столике в передней, так же делала и она. Кто поручится, что ее письма не отобрали и не выбросили в корзину? С этими невеселыми мыслями Анна перешагнула порог кабинета – и обмерла от счастья при виде его. Да, это был Николай, и, судя по всему, он о чем-то мило беседовал с мадам Марковой. А когда услышал, что вошла Анна, обернулся и посмотрел на нее с улыбкой. От одного его вида у нее сладко заныло в груди, а ноги стали ватными и непослушными.
– Как вы здесь оказались? – удивленно спросила она. Уж не собрался ли Николай рассказать мадам Марковой об их тайне?!
Но по его многозначительному взгляду Анне стало ясно, что это не так. Тем не менее ему было понятно ее недоумение и то, что нужно как можно быстрее объяснить свое присутствие в этом кабинете, чтобы Анна не сделала какой-нибудь ошибки во время их беседы при посторонних.
– Мадемуазель Петровская, согласно желанию государя императора я приехал сюда, чтобы справиться о вашем здоровье. Поскольку с тех пор, как вы покинули нас, мы не получили никаких известий, государь захотел убедиться, что у вас все в порядке. Его супруга, императрица, очень волновалась, не стало ли вам хуже. – Он как можно непринужденнее улыбнулся мадам Марковой, и той ничего не осталось, как изобразить верноподданническую улыбку. Впрочем, она тут же поспешила отвести взгляд.
– Разве вы не получали моих писем? Ни одного моего письма?
К полному ужасу Анны, он лишь отрицательно покачал головой.
– Я оставляла свои письма вместе с общей почтой, как обычно. Наверное, их почему-то не отправили.
Мадам Маркова с преувеличенным вниманием разглядывала что-то у себя на столе.
– Но вы по крайней мере здоровы? У вас очень бледный вид, и вы сильно похудели с тех пор, как уехали от нас. Боюсь, вы слишком изматываете себя, Анна. Я угадал? Вам нужен щадящий режим после столь тяжелой болезни.
– Ей следует привести в порядок свое тело, – резко вмешалась мадам Маркова, – и приучить его к обычным нагрузкам. Она и так успела позабыть все, что умела. – И она сама, и Анна понимали, что это неправда. Однако Николая не так-то просто было сбить с толку.
– Я уверен, что ей очень быстро удастся восстановить прежнюю форму, – заявил он как ни в чем не бывало, – но это совсем не значит, что следует истязать свой организм. Полагаю, что вы, мадам Маркова, отдаете себе в этом отчет, – продолжал Николай с вежливой, но уверенной улыбкой опытного врача. – А теперь не оставите ли вы нас с пациенткой на минуту наедине? У меня для нее есть личное послание от их величеств.
Против этого трудно было возражать, и мадам Марковой волей-неволей пришлось выпустить их вдвоем из своего кабинета, хотя она не скрывала недовольства. Достойная дама явно что-то заподозрила, но не могла с уверенностью обвинить Николая в переменах, произошедших в характере Анны, и вынуждена была молчать. Тем не менее она сама распахнула перед ними дверь, и Анна повела Николая наружу, в небольшой палисадник перед парадным. На улице было довольно прохладно, и ей пришлось накинуть шаль, чтобы не озябнуть в тонком трико. При виде ее болезненной худобы и бледности у Николая тоскливо сжалось сердце, но он не мог позволить себе обнять и утешить любимую на глазах у чужих людей.
– Ты не заболела? – прошептал он, усаживаясь рядом с Анной на садовой скамейке. – Я ужасно скучал без тебя… и беспокоился, потому что долго не получал вестей.
– Они наверняка перехватывали мои письма. Отныне мне самой придется их отправлять. – Хотя одному Богу известно, как ей удастся улучить хотя бы минуту, чтобы выскочить из школы. – Что-нибудь случилось? – с тревогой спрашивала она, не в силах скрыть счастливую улыбку. Как это прекрасно – повидать его вновь! – У тебя все в порядке, Николай?
– Конечно, Анна… Я так тебя люблю… – Он говорил это тихо, но с тоской и болью… Николай и сам не ожидал, что будет так страдать вдали от любимой.
– Я тоже люблю тебя, – отвечала Анна, и влюбленные тесно переплели руки.
Им было невдомек, что сверху из своего окна за ними украдкой наблюдает мадам Маркова, досадуя на то, что не может подслушать ни слова из их разговора. Однако она отлично видела, что парочка держится за руки, и этого было достаточно, чтобы утвердиться в своем подозрении. Тонкие губы хозяйки балетной школы гневно сжались. А Анна продолжала:
– Ты еще не поговорил с Мери?
Николай нахмурился, но все же заставил себя ответить:
– Через пару дней после твоего отъезда.
Судя по его виду, ничего хорошего это не сулило. Анна моментально почуяла неладное и загрустила.
– Что же она сказала?
О, Мери успела наговорить ему очень много, и начатая тогда словесная дуэль тянулась и по сей день. Но Николай был тверд в своем решении идти до конца и выиграть.
– Анна, ты не поверишь своим ушам, но она не желает возвращаться в Англию. Она хочет остаться в России. После пятнадцати лет жизни в добровольном заточении и жалоб на Россию она наотрез отказалась уезжать, когда ей предложили сделать это по-хорошему.
Новость так расстроила Анну, что она слушала дальше, с трудом сдерживая слезы.
– А как же развод?
– И разводиться она тоже не желает. Она, понимаете ли, не видит причин, по которым нам следует оставить друг друга. Она согласна с тем, что совместная жизнь делает ее такой же несчастной, как и меня, но при этом уверена, что давно рассталась с надеждами на счастливый брак. Мери твердит о том, что не переживет унижений, связанных с процедурой развода. И получается, что, если мы уедем сейчас вдвоем – я и ты, Анна, – мне нельзя будет взять тебя в жены.
