– Я буду называть вас «папа», если вы купите мне лошадь и обезьянку, – сказала Блейз.
– Блейз! – Фэнси покоробила бестактность сестры. Ох уж эта Блейз. Удушить ее, что ли?
Сыновья герцога и князь расхохотались, на щеках у герцогини опять появились ямочки, но сестры пришли в ужас. Герцог улыбнулся своему кукушонку:
– Ты думаешь, я буду подкупать тебя, чтобы ты называла меня папой?
– Подкупать? – Блейз никогда не выглядела более невинной за всю свою жизнь. – Но ведь подарок – выражение доброй воли.
Сыновья герцога захохотали громче.
– Сестра, это неприлично, – произнесла Блисс.
– Хм. Что-то я не слышала, чтобы ты отказалась от своих скучных математических книг! – обиделась Блейз.
– Папа сам предложил мне книги, – стала оправдываться Блисс. – Я их не просила.
– Зато получила то, чего хотела.
– Это совсем другое.
– У тебя всегда все другое.
– Довольно. – Строгий голос герцога утихомирил близняшек.
– Вы еще очень наивны! – воскликнула герцогиня, вмешиваясь в перепалку. – Конечно, мы собирались делать вам подарки, но не такие! Мы думали, вы захотите иметь драгоценности, а не книги и животных!
– Рокси, принести вам нюхательную соль? – поддразнил мачеху Роберт Кемпбелл.
Герцогиня Инверари одарила его улыбкой, показав ямочки на щеках.
– Ты такой же нахал, как твой отец!
– Я не хочу, чтобы ты называла меня папой, если не чувствуешь этого сердцем, – говорил в это время герцог сестрице Блейз. – Я подарю тебе лошадь, а насчет обезьянки поговорим в другой раз.
Блейз ослепительно улыбнулась:
– Спасибо, папа.
Все засмеялись, включая Фэнси и герцога.
– А как зовут собаку?
– Паддлз. – Блейз огляделась, бормоча: – Где же он… о нет!
Мастиф бродил по гостиной и, верный своей кличке, поднял лапу и налил лужу.
Герцогиня ахнула и чуть не лишилась чувств.
– Не волнуйтесь! – взялась объяснять Блейз. – Паддлз просто метит территорию!
Роберт, Рудольф и Степан уже стонали от смеха. Даже плечи герцога тряслись от беззвучного хохота.
Фэнси закрыла лицо руками. Она представляла себе совсем другую, более приличную сцену, а не эту унизительную комедию.
– Паддлз будет жить на улице! – заявила герцогиня.
– Если Паддлз будет жить на улице, – отрезала Блейз, – я тоже.
Герцогиня Инверари закатила глаза и посмотрела на мужа в поисках поддержки. Он потирал лоб, словно страдал от головной боли.
– Мы не держали собак, – пробормотал герцог и откашлялся. – Ладно, дадим Паддлзу испытательный срок. Будем считать это, – он обвел рукой комнату, – случайностью.
Герцог подошел к самой младшей сестре.
– А это моя малышка.
Рейвен посмотрела на отца, которого видела впервые в жизни.
– Да, сэр.
– А каково твое сокровенное желание?
Рейвен печально взглянула на старшую сестру.
– Я хочу остановить время, чтобы мы с сестрами смогли остаться так же близки друг к другу, как это было сегодня утром.
Эти грустные слова заставили всех замолчать, словно Рейвен произнесла сладостно-горькое заклинание. На глаза у Фэнси навернулись слезы, а князь легонько сжал ее руку.
– В высшей степени достойное желание, – сказал герцог и посмотрел на старшую дочь. – Хотелось бы и мне повернуть время вспять и исправить свои ошибки.
Фэнси потупилась, глядя на ковер. Чувства отца тронули ее сердце и поколебали решимость. Ощутив руку князя у себя на спине, она подняла глаза и прочитала на его лице просьбу помириться с отцом.
Герцог Инверари подошел к сыновьям.
– А теперь, дочери, позвольте представить вам ваших сводных братьев – Роберта Кемпбелла, маркиза Арджила, и князя Рудольфа Казанова.
Блейз помотала головой, изображая замешательство.
– И как, черт возьми, нам их называть?
– Блейз! – Фэнси решила, что она все-таки удушит сестру.
– Зовите меня Роберт, – сказал маркиз, – а его – Рудольф.
– Если вы князь, – спросила Блейз, – значит, я – княжна?
– Ты для этого еще недостаточно родственница, – отрезала Фэнси.
Блейз посмотрела на князя для подтверждения, но Рудольф пожал плечами и улыбнулся.
Фэнси следовало бы знать, что ее сестра не успокоится на этом. Уж если ей приходила в голову мысль, она ее просто так не отпускала.
– Я не хочу оставаться «недостаточно родственницей», – заявила Блейз. – Папа, вы возьмете меня на скачки чистокровных лошадей?
– Держи рот на замке! – Фэнси уже не могла скрывать растущее раздражение.
Герцог переводил взгляд с одной сестры на другую.
– Чем вызвано такое желание?
Блейз кинула на Фэнси сердитый взгляд.
– Не важно.
Герцогиня Инверари поднялась с кушетки, увлекая за собой Белл.
– Пойдемте, голубушки. Отдохните пока в своих спальнях, а потом вернемся сюда выпить чаю.
Рейвен подошла к Фэнси.
– Не забывай упражняться с рогаткой.
– Что это значит? – спросила подошедшая Блейз. – Ты, Рейвен, сказала это так, как будто Фэнси собирается покинуть нас.
Фэнси сделала глубокий вдох.
– Я не буду жить с вами здесь.
Блейз накинулась на отца:
– Почему Фэнси не может жить с нами здесь?
– Я решила остаться на Сохо-сквер.
Блейз резко повернулась к ней.
– Ты нужна нам!
Фэнси закрыла глаза, не в силах видеть боль сестры и понимая, что и у остальных сейчас такие же страдальческие лица. Она открыла было рот, но не смогла найти слов, чтобы утешить их.
Ее выручил отец:
– Фэнси нужно немного больше времени, чтобы освободиться… Но может быть, она скоро передумает. Она знает, что здесь ей всегда будут рады.
Сестры подошли к ней, чтобы обнять. Даже Паддлз лизнул ее на прощание.
– Я обещаю приходить в гости, – сказала она, – и хочу, чтобы и вы ко мне приходили.
Фэнси смотрела, как герцогиня выпроваживает девушек из гостиной. Она не знала, плакать или смеяться, когда из коридора раздались голоса.
– Паддлз будет спать со мной, – говорила ее сестра.
– О Господь Всевышний! – В голосе герцогини звучал откровенный ужас. – Как же мы найдем тебе мужа? Ведь это его прерогатива.
– Я предпочту обезьянку.
Роберт и Рудольф посмотрели друг на друга и снова расхохотались.
– Похоже, Рокси встретила достойного противника, – сказал Роберт.
– Думаю, ты прав, – согласился Рудольф.
Герцог Инверари посмотрел на троих молодых людей.
– Я хочу поговорить с дочерью с глазу на глаз.
– Выслушайте, что он вам скажет. – Степан прикоснулся к щеке Фэнси. – Я подожду в холле.
Герцог подошел к девушке и взял ее руку в свои.
– Ты не передумаешь?
Фэнси хотела бы его простить, но тот далекий день в Гайд-парке не давал ей поверить в искреннее раскаяние отца. Хотя сердце ее болело, она заставила себя отказаться.
