– Напрасно ты думаешь, Сара, что можешь покорить любого мужчину.
Франческа пожала плечами.
– Ваших гостей покорила. При желании могла бы покорить и вас. – Только девственница могла так заблуждаться и рисковать.
Алекс буквально окаменел. Она сможет. Он хотел пробить эту ее бесстрастность, это молчание, это высокомерие, которые делали ее натуру такой противоречивой.
Она бросила вызов, и ни один мужчина не смог бы остаться равнодушным.
Он выхватил еще одну горсть банкнот и шагнул к постели.
– Ну, скажи мне, Сара, как танцовщица покоряет мужчину, когда он платит ей за услуги? – Он сунул банкноты Франческе в лицо, потом в руки. – Как? – Взобравшись на постель, он оседлал ее. – Как, черт возьми?.. – Он опустился ниже, вжимая ее в подушки. – Скажи! Кто кого сейчас покорил?
Она мгновенно поняла, что сопротивляться бесполезно. Сара не стала бы. Сара тут же уступила бы нажиму той части его тела, которая вжалась в ее живот. Сара знала бы, что делать.
Франческа предпочла бороться словами. Вызывающими, дерзкими словами. Но она точно знала, как он поступит, когда пробормотала:
– Кто кого покорил, милорд? Конечно, я вас, иначе вы не были бы сейчас в постели со мной.
Возможно, она хотела этого, потому что вместо ответа он вдавил ее еще сильнее в подушки и впился губами в ее губы.
Что же это? Как же? Через мгновение он поймет, что она совершенно неопытна. Он все поймет.
Она стала сопротивляться, чтобы спасти себя, свою ложь, свои грехи, Но он все крепче прижимался к ее телу, все жарче ее целовал.
Она никогда не думала, что бывают такие поцелуи, такие всепоглощающие, влажные, говорящие о его силе и о его решимости овладеть ею и остаться спокойным и равнодушным.
Но и он не мог оторваться от этого рта, этих мягких, податливых губ, этого бархатного языка – и она, чье ремесло было ублажать мужчин, открылась навстречу ему, утоляя его жажду, и это еще больше его распалило.
Он чувствовал, что теряет самообладание, забывается в медовой сладости ее рта, в трепете ее тела. Это было безумие – поддаваться ее чарам. Уступать такой, как она, платить безумную цену за один-единственный поцелуй, когда он уже определил ее истинную стоимость...
Пропади все пропадом...
Он оторвался от нее, от ее манящего рта, предательского тела и вскочил с постели, разбросав банкноты по всей комнате.
Сто фунтов за поцелуй.
Сто фунтов за танец потаскухи.
Через неделю она будет выставлять это роскошное тело на обозрение еще одному сборищу, и все это во имя уничтожения зла и борьбы с продажностью.
Кто продажен? И кто – зло?
Он теряет ощущение цели. Он позволил себе потерять контроль над собой... Алекс отошел от постели, где она лежала, приподнявшись на локте; ее грудь вздымалась, губы припухли от его поцелуев.
А в ее черных глазах сияло торжество. Она без особого труда поставила его на колени, как и многих других мужчин.
И она не позволит ему забыть об этом. Он прочитал это в ее глазах.
В этот момент он возненавидел ее и ее уверенность в победе над ним. Никогда больше он не покажет ей свою слабость. Он сильнее и хорошо понимает, что будет означать его капитуляция.
Иногда мужчина приходит к такому выводу через боль в паху и привкус порочности на языке. Он не первый и не последний, кто не устоял перед подобным искушением.
Но он никогда больше не приблизится к ней.
И он чертовски рад, что заплатил ей вперед.
Но после того, как он прикоснулся к ней и ощутил вкус ее губ, он желал ее еще больше, чем прежде. Она была как наркотик, привлекая мужчину своей загадочностью, податливостью и чувственностью.
Он не ожидал, что ее тело будет таким податливым. Он до сих пор ощущал его нежность и мягкие линии, помнил ее жаркие, жадные губы.
Сейчас это роскошное тело дремало, сморенное сном, но и во сне оно было столь же соблазнительным.
Кто кого покорил? Кто на самом деле оказался сильнее?
Она швырнула ему ответ на этот вопрос прямо в лицо.
Он сидел в кресле у камина, погруженный в размышления. Завтра или послезавтра появится Кардстон, и он не откажет ему в его просьбе. Сара станцует для него; Сара заворожит и его и всех остальных приглашенных.
Именно этого он и добивался. Именно это и планировал.
Отвлечь и развлечь с помощью непревзойденной танцовщицы, завораживающей своим телом. Трудно было придумать лучшее развлечение, чем Сара Тэва, для прикрытия того, что он собирался сделать.
Стоило ему подумать о ней, как он почувствовал предательское напряжение в паху. Боже, мужчина не должен быть рабом обнаженного женского тела.
Но ни о чем другом он сейчас не мог думать. Только о ее чувственных движениях в танце, шелковистой коже, платье, которое она в порыве горя разорвала на себе и сбросила. Играла она великолепно, притворяясь, будто утратила чувство реальности и не понимала, где находится.
«Какое сокровище эта Сара Тэва!» – подумал он не без сарказма. Он даст ей богатство и свободу, пусть делает, что хочет. Без него.
Он крепко сжал подлокотники кресла. Нет! Она никогда не исчезнет из его жизни. Он ей не позволит.
Сама эта мысль не шокировала его, а вот сила его чувств – да. Он тут же отмахнулся от этого противоречия и стал размышлять о том, как будет держать Сару Тэва в неволе только для собственной услады.
Это казалось совершенно реальным глубокой ночью, в тихой и душной атмосфере полутемной комнаты.
Он купит в Лондоне дом, станет держать ее там в цепях.
Он теряет рассудок.
...быть соблазненным мягкими линиями женского тела и парой бездонных черных глаз...
У его брата Уильяма не было ни единого шанса.
Так же, как и у него самого...
– Ты превзошел себя на этот раз, зайдя так далеко, – сказал Маркус, входя утром в зал для завтраков. – Так насмехаться над вполне обоснованной тревогой матушки! Да еще перед гостями, которые и не друзья вовсе, – и все ради такой женщины. Могу себе представить, что теперь о нас говорят. Скажи, Алекс, как ты можешь жить в ладу с самим собой?
Алекс проигнорировал его слова, положил себе яичницу, тост, налил чай и уселся в дальнем конце стола. Джудит, вероятно, проведет в постели весь день, приходя в себя после вчерашнего званого обеда. Филиппа холодно и оценивающе разглядывала его, держа в руке чашку.
– Проблема не в этом, – прозвучал ее голос в гулкой тишине. – Проблема в том, что он спит с ней.
Маркус побледнел.
– Мы даже мысли такой не должны допускать, Филиппа.
– Неужели? Думаешь, он запер эту шлюху, словно Принцессу в башне, и оберегает ее нравственность? Мне давно хотелось узнать, что значит быть безнравственной.
