Они сидели на пороге хижины. Дождь прекратился, из-за туч выглянуло бледное солнце. Обитатели деревни пировали. На костре жарился олень, несколько кроликов и голубей уже были готовы. Такого праздника в деревне не случалось уже давно. От аромата жареного мяса у Ребекки и Уилла потекли слюнки. Но никто и не подумал предложить им мяса, а Джоб заявил:
— Поголодайте немного, это пойдет вам на пользу. Поймете, что значит быть в нашей шкуре.
— За оленя и кроликов вас могут повесить или отправить на каторгу, — спокойно ответил Уилл, принимая от Джоба жестяную миску с хлебом и сыром.
— Какая нам разница, мистер? Мы все равно голодаем. Шервудский лес и звери в нем принадлежат всем людям, а не избранным. Это вы воры, а не мы.
Незадолго до того, как мясо изжарилось, нескольких мужчин отправили в Мэнсфилд за бочонками пива. Пиво вскоре принесли, вокруг бочонков столпились все обитатели деревни.. Вскоре поляну огласили громкие голоса, смех и песни. Уилл взял Ребекку за руку, отвел в хижину и закрыл дверь.
— Так безопаснее, — объяснил он. — Будем молить Бога, чтобы нас никто не тронул.
И вправду, несколько самых отчаянных мужчин, распаленных пивом, захотели позабавиться с пленниками, но Джоб запретил трогать их до приезда мистера Хенсона из Ноттингема.
— Надеюсь, они приберегли немного денег, чтобы купить еду для детей, а не потратили все на пиво, — хмуро заметила Ребекка.
— Только ради Бога, не упоминайте об этом в их присутствии, — взмолился Уилл. — Злить этих людей опасно. — Он был так взволнован, что взял жену за руку и попросил: — Бекки, обещайте в будущем говорить как можно меньше.
Девушка кивнула.
Когда мамаша Кейлесс наконец вернулась, Ребекка сразу поняла, что эта женщина измучена трудными родами, и, к удивлению Уилла, извинилась перед ней за вторжение.
Уилл наблюдал, как Ребекка намочила свой носовой платок и попыталась обтереть лицо. Она не начала роптать, узнав, что по естественным надобностям ей придется отойти в ближайшие кусты, и даже не стала сопротивляться, когда мамаша Кейлесс вызвалась сопровождать ее.
С наступлением темноты Ребекка зажгла свечу, села на табурет и обреченно произнесла:
— Боюсь, Уилл, сегодня нам придется спать вдвоем на одном тюфяке.
— И что же вы предлагаете?
— Лечь спать, разумеется, — с обычным сарказмом отозвалась девушка. — Что же еще! От усталости я валюсь с ног, да и вы, полагаю, тоже.
— Да, — подтвердил Уилл, не добавляя, что только присутствие Ребекки и ее стоическое спокойствие не дают ему окончательно пасть духом. Во что бы то ни стало он должен защитить ее — Уилл опасался, что вскоре Ребекке понадобится его защита.
Наконец Уилл и Ребекка улеглись на соломенный тюфяк в углу хижины. Усталость сломила обоих. Уилл придвинулся поближе, и Ребекка охотно прижалась к нему и вложила пальцы в его ладонь. Ее рука была холодна как лед. Спустя некоторое время Ребекка задрожала. Уилл приподнялся на локте и спросил:
— Бекхи, что с тобой? Тебе нездоровится? Она долго молчала, прежде чем прошептать:
— Нет, мне просто слишком холодно. Никак не могу согреться. Платье еще не высохло, а ноги… — она осеклась.
В душе Уилла боролись любовь, страсть и жалость.
— Позволь покрепче обнять тебя и согреть. Поверь, тебе нечего бояться.
Он думал, что услышит твердое «нет», но Ребекка вдруг всхлипнула и прильнула к нему, словно птичка.
— Просунь ноги между моих ног, Бек-ки, — да, вот так. Я сумею согреть тебя.
Девушка охотно приняла и это предложение. Они застыли, сплетясь в объятиях, словно любящие супруги. Ребекка даже не подозревала, как действует на Уилла ее близость. Он опасался, что тело выдаст его. Только законченный негодяй воспользовался бы ситуацией после такого страшного дня. Наконец Ребекка задышала ровнее, постепенно засыпая. Ее доверчивость сразила Уилла. Он нежно поцеловал ее во влажные волосы и задумался, сумеет ли заснуть сам.
Снаружи по-прежнему слышался шум празднества, а затем его сменило уханье сов. Прошло немало времени, прежде чем Уилл задремал.
— Где я? — Проснувшись, Ребекка обнаружила, что находится в чьих-то объятиях. Она не сразу сообразила, что рядом с ней Уилл. Неужели они… быть того не может!
Ребекка огляделась и вспомнила, что произошло накануне. Она села, с тоской глядя в стену убогой хижины. Нет, между ними ничего не было. Ребекка помнила только, как Уилл согревал ее в объятиях и пытался утешить. Он вел себя как истинный джентльмен — на это она и надеялась. Но почему же она ощущала легкое разочарование?
Девушка посмотрела на Уилла и обнаружила, что он еще спит. Темная поросль на его подбородке напомнила Ребекке, что обычно он брился дважды в день, а вчера не сумел привести себя в порядок. Ребекка невольно коснулась его подбородка, но в этот миг Уилл резко схватил ее за руку.
— Кто здесь? — вскрикнул он, садясь и открывая глаза. — А, это ты!
Уилл зевнул и потянулся. Его рубашка была измята и перепачкана, на бриджах засохла грязь. Ребекка с грустью подумала о том, что и сама она выглядит не лучше. Она поднялась, чувствуя, как ноет все тело после ночи, проведенной на неудобном ложе.
— Есть хочется… — пробормотала она. Такого голода она еще никогда не ощущала.
— Неудивительно, — откликнулся Уилл. — Боюсь, нас решили помучить голодом — во-первых, для того, чтобы унизить, а во-вторых, чтобы лишить сил. Ослабев, мы не сможем сбежать.
— Сбежать! — воскликнула Ребекка, приоткрывая дверь. День выдался ясным, дождь прекратился. — В таком состоянии мне не пройти и десяти шагов.
Внезапно дверь распахнулась пошире, в щель кто-то просунул жестяную миску.
— Завтрак, — послышался хриплый женский голос. — За дверью стоит кувшин с водой.
Завтрак! Уилл и Ребекка изумленно уставились на несколько ломтей черного хлеба и огрызок засохшего сыра.
— Больше никогда не стану сердиться на кухарку, — пообещала девушка, жадно поедая хлеб. — Неужели эти несчастные не едят ничего другого?
— Да, — подтвердил Уилл. — Даже в лучшем случае их диета не столь разнообразна. А в последние годы им пришлось совсем тяжело. Если бы не дичь в Шервудском лесу, за которую их могут отправить на виселицу, и не грабежи, они давно умерли бы от истощения.
— Не надо об этом! — Ребекка содрогнулась. Впервые за всю жизнь она вплотную столкнулась с жестоким миром нищеты, в котором Уилл давно успел освоиться.
— Отсюда следует, — продолжал он, — что злить этих людей опасно. От них зависит наша жизнь.
Весь день слова Уилла звучали в ушах Ребекки. Пленникам позволили покинуть хижину, но ясно дали понять: убежать им не удастся. Любопытные глаза следили за ними отовсюду. Днем чумазая девчушка подбежала к Ребекке и показала ей свою тряпичную куклу.
