Французы признали, что ошибались:
— Не правы те, кто утверждает, будто у испанского монарха нет иного величия, чем величие его медлительной поступи и неподвижного взгляда. Хотя у него худое лицо и немного болезненный вид, ясно, что в молодости он был восхитительно красив и похож скорее не на испанца, а на фламандца, как и его отец — внук Карла V[136], родившегося в Генте.
Анжелика все еще стояла на балконе, перегнувшись через перила. Обилие впечатлений за последний час слегка оглушило ее.
Когда огромная золотая дароносица с белой гостией[137] в центре — такой маленькой, чистой и белоснежной, словно она вобрала в себя весь свет Неба и всю любовь и преданность коленопреклоненных людей, — проплыла мимо Анжелики, та, охваченная внезапным порывом и памятуя об испытанном страхе, прошептала: «Господь всемогущий, помоги мне!»
С болью в сердце прислушивалась она к угасающему вдали эху произнесенных слов: «Господь всемогущий» и вдруг увидела на улице выделявшийся среди толпы плюмаж и тюрбан Куасси-Ба. Она окликнула слугу по имени. Да, это действительно был Куасси-Ба, и он вел под уздцы двух лошадей. Анжелика обрадовалась ему больше, чем «мавританским королям».
Быстро распрощавшись с окружавшими ее знакомыми, которых уже не заботили ее причуды, она поспешила к лестнице.
В зале Анжелика увидела появившийся откуда ни возьмись огромный стол, покрытый белой скатертью и уставленный золотой и хрустальной посудой. Жизнерадостный сеньор, в котором она угадала хозяина дома, обратился к ней по-французски:
— Не убегайте так быстро, прекрасная дама! Мы приготовили для вас обед на бургундский манер. Горячие блюда, бокал вина, возможность оставаться за столом, сколько пожелаете, и отдельная солонка для каждого, как это принято у испанцев…
Анжелика была готова столкнуть с пути любого, кто попытается помешать ей спуститься к выходу и покинуть дворец.
Оказавшись на улице, она, усердно работая локтями, протиснулась сквозь толпу и вскоре, все еще не веря собственным глазам, очутилась рядом с Куасси-Ба. Он крепко держал под уздцы двух черных как ночь жеребцов с горящими глазами и искусно заплетенной гривой, которые нетерпеливо вскидывали головы.
Куасси-Ба сообщил, что мессир де Пейрак ждет ее на другом берегу Бидассоа.
— В Андее?
— Нет, там, где обнимутся короли.
Значит, речь шла о Фазаньем острове.
Куасси-Ба и все остальные слуги были прекрасно осведомлены о том, какие церемонии пройдут в павильоне на острове, ведь они участвовали в приготовлениях. Каждый участник должен был знать не только свою роль, но и обязанности, возложенные на остальных. Внимательность стала всеобщим девизом, и все, даже самые младшие из прислуги, сознавали важность происходящего.
Почувствовав всадников, лошади рванулись и несколько раз, что называется, «повели себя как в бою», когда в пылу рукопашной схватки конь, вставая на дыбы, расчищает место, чтобы всадник мог свободно орудовать саблей или шпагой, а затем стремительно понеслись вперед. Прохожие, испугавшись галопа, шарахались в стороны, а Анжелике казалось, будто она летит, как на крыльях.
Небо заволокло тучами.
Земля потемнела, и дорога, по которой они ехали, стала такой же бесконечной и мрачной, как те, что обычно преодолевают в ночных кошмарах.
Анжелика ощущала себя здесь чужой и страстно желала оказаться по другую сторону границы, среди французской непринужденности, чтобы вновь обрести покой, слушая беспечную болтовню родного народа.
Со скоростью стрелы, выпущенной из лука, они пролетели по дороге мимо освещенного городка, где все еще слышалось пение и люди танцевали на улицах.
Быть может, это Ирун?..
Свежий ветер придал сил лошадям, и они ускорили бег.
Анжелика думала, потребуется ли им разрешение испанского распорядителя, чтобы добраться до французского берега по проложенному к дворцу мосту.
Но когда вдалеке замаячили слабые огоньки охранного поста, Куасси-Ба направил лошадь к воде. Из тени появился понтон, которым управляли женщины. Они весело приветствовали Куасси-Ба, и он ответил им тем же.
Оказавшись на другом берегу, Анжелика тотчас заметила необычный, ставший для нее единственным в мире силуэт Жоффрея. Граф де Пейрак шел к ней.
Сквозь ночь, забыв обо всем, Анжелика устремилась, полетела навстречу к мужу.
Счастье, которое она испытала, упав в его объятия, вновь оказавшись в его власти и под его защитой, можно было сравнить лишь с радостью потерявшегося в толпе ребенка, который наконец нашел мать.
— Где вы пропадали? Уехали в Испанию вот так, не сказав мне ни слова!
Голос графа слегка дрогнул, и это было по отношению к ней впервые… или же она забыла? Анжелика обвила руками его шею.
— Да вы ревнуете! — воскликнула она. — О, как мне это нравится!
Она сияла от счастья, облегчения и нежности. Жоффрей был ее защитником, ее крепостью, и он беспокоился о ней.
— Любовь моя, — проговорил он, — разве вы не знаете, что в вас вся моя жизнь?.. Больше не исчезайте вот так!
— Что вы себе вообразили? Вы ведь прекрасно знали, где я и с кем. Доказательство тому то, что Куасси-Ба направлялся прямиком к дому доньи Марала, где аббат де Монтрей занял для нас окна.
Она запрокинула голову и увидела знакомую белоснежную улыбку Жоффрея. Как же чудесно снова оказаться в плену его объятий и под сенью его любви.
— Идемте, я отведу вас в мой бивуак, — ответил граф, — там нас ждет превосходный ужин.
Они направились вглубь пляжа, где среди хаоса теней, отмеченного кое-где тусклыми отблесками нескольких фонарей и чуть более ярким свечением костров, разведенных под походными котелками, расположились лагерем маркитанты и торговцы. Понемногу из темноты выступил целый городок, составленный из палаток и повозок, исколесивших все дороги и пути Франции и хранивших в своих недрах всевозможные сокровища.
Ночью жизнь кипела там еще сильнее, чем днем, пробуждая потаенные человеческие страсти и пороки, повсюду было слышно, как о дно бочки или перевернутого тамбурина ударяются брошенные игральные кости. Кочевники и чужеземцы тщательно поддерживали привычный для них образ жизни, готовясь с утра сдвинуться с места, а ночью стряпая привычную для них пищу, почти всегда одну и ту же — и это постоянство дарило им крепкое здоровье, в какие края их ни забросила бы судьба.
Так что даже глубокой ночью в лагере было шумно от незаметной в темноте, но напряженной работы. В воздухе витал насыщенный аромат пряностей, выпечки и рагу, настолько сильный, что запахи близлежащей деревушки едва ощущались.
