– Но мне обещали показать весь дом, – возразила она.
– Завтра, – отрезал он.
– И я хочу шерри.
– Дживс принесет тебе в комнату.
– Спокойной ночи, Тара, – проговорил Роберт. – Уверен, вы привыкнете и скоро вам здесь понравится.
Коснувшись губами его щеки, она выбежала из комнаты. Джаррет молча шел рядом с женой, изредка указывая ей дорогу.
Он привел ее на второй этаж и открыл дверь в большую комнату, где стояли кровать и два шкафа. В камине потрескивал огонь. На полу лежал толстый ковер. На столе горела масляная лампа, освещая книгу для хозяйственных записей. На другом столе Тара заметила бритву, кружку, кувшин с водой.
«Но ведь это комната Джаррета! Где же моя спальня?»
– Я бы хотела… иметь свою спальню.
Джаррет молчал.
– Я знаю, вы не собирались жениться на мне, это произошло случайно… Кроме того, в наших отношениях в последние дни что-то изменилось, а потому…
– Какие бы ни были наши отношения, – оборвал ее Джаррет, – вы моя жена и будете спать здесь. На этой постели.
– Полагаете принудить меня? А сами…
– Что сам?
Тара не ответила, но так и не могла простить ему ночь в Тампе, проведенную неизвестно где и с кем, после того, что у них было на корабле.
– Я буду поступать так, как сочту нужным! – крикнула она. – Не сомневайтесь.
– Вот только удрать отсюда тебе не удастся, – насмешливо заметил он.
Пропустив этот выпад мимо ушей, она продолжала:
– Вы живете прошлым, постоянно думаете о женщине, которой уже нет в живых.
Джаррет шагнул к Таре, приподнял ее и бесцеремонно швырнул на кровать. Она задохнулась от возмущения.
– Как вы смеете? Я не позволю…
– Мне наплевать, что ты думаешь об этом. Ты искала и ищешь защиты и вместе с тем хочешь своевольничать. Я не стану применять к тебе силу, но требую, чтобы ты помнила о своих обещаниях.
– Вы угрожаете мне?
– Напоминаю, что ты дала обет быть хорошей женой.
Тара вдруг сникла, почувствовав нелепость своего бунта, безнадежность споров и ссор. Ведь она здесь одна. Одна как перст на клочке земли, окруженном непроходимыми лесами и болотами, рядом с человеком, который спас ее от преследователей, от беды. Но Тара не знала Джаррета и поэтому боялась его. Вернее, она знала его тело, но не душу.
– Вы почти никогда не говорите со мной, избегаете меня, не объясняете, что и как я должна…
– Чего ты ждешь от меня, если сама до сих пор ни словом не обмолвилась о себе? О том, почему и откуда сбежала.
– Это не имеет отношения к вам. – Тара отвела глаза.
– Так ты полагаешь, что мы можем жить рядом, ровно ничего не зная друг о друге?
«О нет! Я не могу рассказать ему о том, что со мной произошло. В чем меня обвиняют. Он все равно не поверит. Мое признание лишь оттолкнет его, испугает…»
– Значит, между нами будет постоянная война?
– Нет! Не надейся. В моем доме не будет никакой войны!
Джаррет подошел к постели, наклонился… Таре вдруг показалось, что он насильно овладеет ею. Однако Джаррет спокойно сказал:
– Как бы там ни было, ты моя жена и останешься здесь, в этой комнате. Запомни.
С этими словами он вышел.
Тара долго не могла уснуть, иногда забывалась коротким тревожным сном и каждый раз, просыпаясь, ощущала, что она, как и прежде, одна.
Джаррет так и не пришел к ней.
Сразу по возвращении во Флориду Джаррет почувствовал, что обстановка накалилась куда больше, чем за все прошедшие месяцы и годы.
Желая понять, что происходит, он провел ночь не в таверне Тампы, а отправился в форт и побеседовал с офицерами, а потом навестил в госпитале молодого солдата Рэнсома Кларка из отряда майора Дейда. Этот солдат остался в живых после резни, учиненной индейцами.
Рэнсом едва говорил, но все же рассказал Джаррету подробности того боя в долине. Их конный отряд попал в засаду, несколько часов они оказывали сопротивление, прячась за трупами лошадей и отстреливаясь. Но противник превосходил их численностью, а место, куда их заманили, не годилось для обороны. Рэнсом чудом выжил – единственный из всех.
– Держитесь начеку, Маккензи. Оцеола находился совсем в другом месте, когда наш отряд заманили в ловушку, но это было сделано с его ведома. Раньше он сам расправился с Уайли Томпсоном. А еще индейцы сожгли несколько плантаций. Кто знает, когда придет ваш черед… Я слышал, что многие индейцы уважают вас, но кто может за них поручиться?
– Оцеола дал мне слово, – сказал Джаррет.
– Оцеола тоже не вечен, и его влияние не беспредельно.
– Что ж, дорогой Рэнсом, около ста человек на моей плантации умеют держать в руках оружие. Рядом земли Роберта Трита, а у него еще человек пятьдесят. И ружей у нас хватит. Да, я пользуюсь уважением у индейских племен, но они знают также, что «Симаррон» неплохо защищен.
– Дай Бог, чтобы все обошлось, – прошептал раненый.
Попрощавшись с ним, Джаррет вернулся к рассвету в таверну миссис Конолли, расположился в зале возле очага и, глядя на затухающие угли, размышлял о ближайших перспективах.
Неужели весь мир… весь его мир… летит к чертям?
Отчасти это уже случилось с Джарретом, когда он потерял любимую женщину, которая, связав с ним свою судьбу, внезапно и трагически погибла.
Теперь он женился на другой женщине. И если первая пошла на это добровольно – по любви, то Тару вынудила к этому ситуация. Она не могла избежать ловушки – последнее слово напомнило ему ужасную участь отряда майора Дейда. Бедняжка Тара до сих пор продолжает сопротивляться.
Из-за этого у них и не складываются отношения. Любое слово она встречает в штыки и постоянно отталкивает Джаррета, а он не хочет… терпеть этого. Ах, если бы она полностью доверяла ему… любила его, черт возьми!.. И была с ним до конца откровенна.
Но ведь и он с ней не откровенен. Более того, раздражен, насмешлив, неласков…
Кажется, Джаррет задремал, сидя, у огня.
Эту ночь, первую после возвращения в «Симаррон», Джаррет провел не с молодой, волнующей его женщиной, а один, в своем кабинете.
Проснулся он очень рано, позавтракал с Робертом и, когда тот уехал к себе, отправился, расстроенный, на конюшню. Крикнув Питеру, что помощь не нужна, Джаррет, не оседлав своего любимого чалого Шарлемана, вскочил на него. Его отец утверждал когда-то, что это и есть настоящая верховая езда.
Он мчался во весь опор навстречу ветру, надеясь избавиться от тревожных мыслей и все спокойно обдумать.
Джаррет проскакал по утрамбованной дороге через плантацию, через дальнее поле, за которым простирались его земли, пока еще не обработанные и не расчищенные. Здесь высились сосны и могучие дубы, под ногами, как пышный зеленый ковер, расстилался мох, журчали ручьи, сверкали на солнце яркие полевые цветы.
