Ознакомительная версия.
Даниэль слушал разговоры чутко, как зверек, а потому услыхал много интересного. Салах ад-Дин, судя по всему, намеревался обогнуть озеро Кинерет и осадить Тиверию, город, находившийся в безраздельном владении Раймунда Триполийского. Раймунд считался одним из самых храбрых воинов Святой Земли и одним из самых разумных. Он враждовал с великим магистром тамплиеров Жераром де Ридфором, жаждавшим крови сарацин; Раймунд противостоял ему, уверяя, что неразумно ссориться с Салах ад-Дином. Именно поэтому король Балдуин IV, мудрый правитель, к сожалению, больной проказой, так привечал ранее графа Триполи и назначил регентом при своем семилетнем племяннике. Два года назад король скончался, а через год после его смерти племянника тоже прибрал Господь. Раймунд, заключивший перемирие с Салах ад-Дином на четыре года, оказался бессилен перед жаждой крови, охватившей многих. Вопреки воле покойного короля, в Иерусалиме был коронован Ги де Лузиньян, находившийся под влиянием Ридфора, и судьба королевства, считал Даниэль, решилась именно в этот миг.
Теперь, летом 1187 года, крестоносцы пожинали плоды своей неуемной жажды битв. Салах ад-Дин, оскорбленный нарушением договора и нападениями на торговые караваны, показал свою мощь. Он стягивал силы к северу озера Кинерет, чтобы занять Тиверию и оттуда уже двинуться на Иерусалим, стремясь покончить раз и навсегда с вопросом господства крестоносцев в Святой Земле. Даниэль полагал, что ему это вполне может удаться.
Пока же оставалось следовать вместе с всадниками Аз ад-Дина к предполагаемому месту битвы.
Даниэль немного жалел, что арабам так легко удалось захватить его и леди Александру, но лишь немного. По нынешним неспокойным временам тайными тропами на тот берег Иордана не переберешься, все броды охраняются, вопрос в том – кем. Рано или поздно два подозрительных путника попались бы сарацинскому дозору, и как бы поступили с ними тогда – остается лишь гадать. Сейчас же плен можно даже назвать приятным, к тому же он соответствовал планам Даниэля. А так как Александра – благородная дама, ей и ее слуге было позволено следовать в свите Аз ад-Дина во главе войска, чтобы не глотать пыль.
Утром Даниэль увидел ее во дворе, куда Александру сопроводили слуги Аз ад-Дина; она облачилась в одежды, более подходящие ей по статусу и, несомненно, подаренные хозяином замка. В этих шелках и парче Александра выглядела, как настоящая восточная красавица, – и Даниэль обрадовался, увидав на ее руке подаренный им браслет среди других браслетов, золотых и серебряных, украшенных драгоценными камнями.
Когда она подошла, он поклонился ей:
– Госпожа.
– Почему ты снова называешь меня так? – Александра хмурилась. – Я ведь велела тебе…
– Я буду звать вас по имени, если мы снова окажемся одни в пустыне или же где-то еще, когда никто иной не сможет нас услышать. Пока же примите мое почтение.
Она досадливо поморщилась, но спорить дальше не стала.
– Вы выглядите, как утренняя роза, – Даниэль припомнил комплимент – один из тех, которыми так ловко сыпал Фарис, стоило ему узреть даму.
– Аз ад-Дин преподнес мне дары, и я приняла их.
Весьма любезно со стороны сарацина, собирающегося получить богатый выкуп за плененную графиню. Зато все довольны. Даниэль оценил дальновидность Аз ад-Дина.
– Как твоя рана? – спросила Александра.
– Все хорошо, моя госпожа. Ко мне прислали лекаря и еще дали новую рубаху. Я смогу ехать верхом и защищать вас.
– Ты и так защитил меня, – тихо сказала она. – Я хотела спросить…
Но тут появился Ихсан аль-Навид, и пришлось прекратить беседу. Войско выступало.
Следующий шанс поговорить представился уже на марше, когда всадники Аз ад-Дина бодрой рысью спустились с холма и повернули на север. Даниэль ехал рядом с Александрой, и некоторое время она молчала, а потом заговорила все же:
– Я хочу задать тебе вопрос. Кто был тот человек, которого ты убил вчера? Откуда он взялся?
Даниэль имел достаточно времени, чтобы подумать, как отвечать.
– Грабитель, моя госпожа. Он хотел увести наших лошадей и забрать все наше имущество.
– Тогда о чем ты говорил с ним так долго?
– Он увидал во мне… равного и предлагал поделиться. – Ложь давалась Даниэлю нелегко, однако рассказывать Александре, что за ней пришел убийца, нанятый мужем, не годилось вовсе. Пока не годилось. Всему свое время.
– Почему же ты не согласился? – спросила она с усмешкой.
– Я не люблю делиться, госпожа.
– А Бог велит.
– Бог… велел любить ближнего своего и благословлять проклинающих нас. А мы едем на битву.
– Что же будет? – спросила Александра, и в голосе ее проскользнули нотки отчаяния.
– Вам действительно не стоит бояться. Мы пленники, и нас уважают. Мы проследуем с этими воинами, а затем…
– Затем будет сражение, – перебила она. – Что, если мой муж не уцелеет в нем?
– Но это же хорошо, моя госпожа, – жестко произнес Даниэль. – Тогда вы станете свободны и вольны делать все, что заблагорассудится.
Видимо, она впервые подумала об этом – было видно по глазам. Александра быстро отвернулась и долго с Даниэлем не говорила.
«Пускай поразмыслит», – решил он. Даниэль полагал, что смерть графа де Ламонтаня пойдет всем только на руку, и искренне надеялся, что негодяй падет в битве. Если же Господь сохранит его жизнь, что ж – тогда решать Александре. Многое зависит от того, выиграют латиняне эту битву или проиграют; ежели победа окажется на их стороне, удача может повернуться к Александре спиной. На такой случай у Даниэля имелся запасной план.
В следующий раз Александра заговорила во время короткой остановки, когда пленники ненадолго остались одни.
– Почему ты остаешься здесь? Ты ведь можешь сбежать, Даниэль.
– Почему вы так решили?
– Если ты пробрался в крепость Ахмар и вывел оттуда меня, разве для тебя проблема – ускользнуть от сарацин, которые одержимы лишь грядущей битвой?
Александра была права, но это не означало, что ей следует знать правду.
– Я останусь с вами, чтобы получить обещанную награду. Мне ничего не нужно боле.
– Ты не хочешь покрыть себя славой? Все-таки не желаешь? Говорят, христианские владыки щедро раздают милости за такие заслуги.
– Рыцарь Христа, – сказал Даниэль равнодушно, – разносит смерть ударами своего меча, оставаясь спокойным; когда сам он встречает ее, его осеняет полная безмятежность. Если он умирает – то себе во благо; если он убивает – то это ради Христа. Убивая злодея, он не совершает убийство человека, но убивает зло. Так считают те христианские владыки, что щедро дарят милости. К счастью, не все думают так. Посмотрите на меня, госпожа; не говоря уж о безмятежности, как буду я убивать мусульман, которых люблю не меньше, чем братьев наших, христиан? Я делаю доброе дело, охраняя вас и исполняя ваши поручения, а за то получу мою награду, но не запятнаю себя убийством людей, среди которых у меня есть друзья.
Ознакомительная версия.
