Дарси забрался в карету и сел около нее. Он сидел неподвижно, карета тоже не могла продвигаться через запруду из таких же экипажей и стояла на месте. Весь ее гнев, вызванный его отказом принять ее друзей в Пемберли, накатил на Элизабет с новой силой. Удвоенной, нет, утроенной силой, из-за его реакции — он молчал, но она все чувствовала — на то, что мистер Гловер посвятил свой глупый романс ей, хотя никто во всем Лондоне, кроме них, не мог знать, на кого ссылался комедиант. Она подавила зевок. Эти последние несколько вечеров казались нескончаемыми.
Он поглядел на едва видимый в полутьме кареты силуэт жены. Ему пришло в голову, что он совсем ничего не знает о том, как ведет себя Элизабет у леди Инглбур. Не знает. Как не видит теперь ее лица. Какая она там, в том знаменитом салоне? Что говорит? Искренняя и счастливая, такая, какой казалась в разговоре с леди Инглбур в театре? Или холодно-учтивая? Или кокетливая и подтрунивающая? Зачем ей нужны все эти люди?
— Что эти люди значат для тебя, Элизабет? — спросил Дарси и сам не ожидал, как резко прозвучит его голос.
— О ком ты? О леди Рирдон? Миссис Фоксуэлл?
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю; я спрашиваю о маркизе и всей ее свите.
Ее ответ не ударил, но обжег его своим холодом:
— Если вспомнить, что это ты побуждал меня искать расположения леди Инглбур, я скорее должна спросить, что она значит для тебя и как много.
Справедливая реакция, если учесть факты, но несправедливая по отношению к его чувствам.
— Несомненно, я желал и просил вас принять ее дружбу. Согласен, маркиза оказалась полезной, и тебе, Элизабет, и нам обоим.
— Но, Фицуильям, разве это не требует возмещения? Похоже, маркиза тоже ждет от меня пользы, хотя я смутно представляю, чем могу оказаться ей полезной.
— Будь полезной ей, в этом нет ничего предосудительного. Но вся эта ее свита… все те, кто танцует под ее дудку… Они невыносимы, я их презираю, я совсем не доверяю им.
— Но подумай, как одно может быть без другого? Маркиза дорожит своими протеже и вовсе не заставляет их лебезить перед ней и подхалимничать, как некоторые другие известные нам титулованные особы.
— Поскольку я поплатился благосклонностью своей тети из-за своего отношения к тебе, этот выпад абсолютно не оправдан, — сухо, через силу, проговорил он.
— Я не называла имен, хотя признаю: мое замечание легко может быть истолковано именно как ссылка на ее милость. Но сейчас она для меня как символ или отвлеченное понятие. — Она повернулась к нему в темноте. — Кто или что именно сейчас вызвало твое неодобрение? — Ее слова будто вскрывали гнойник.
Он немного подумал:
— Я желаю знать, что такого было в твоем поведении с мистером Гловером или мистером Уиттэйкером, что позволило им подобные бесцеремонные вольности.
— Их вольности просто ничтожны. Ты обвиняешь меня?
— Нет, это было бы абсурдно.
— Тогда что?
Карета слегка качнулась вперед, затем остановилась.
Все ответы, приходившие ему на ум, казались слишком нелепыми, чтобы произносить их вслух. Разве мог он признаться в том, что чувствует, как маркиза уводит от него Элизабет? И что он боится этого?
— Я нахожу поведение Гловера отвратительным. Во-первых, он попытался связать твое имя с театром, и я уверен, что Уиттэйкер — его союзник. Во-вторых, он просто не сумел вести себя достойно, отвечая на дерзости с задних рядов. Он проявил себя не джентльменом, а выставил полным дураком.
— Клоун — мне пришло в голову это слово, когда я увидела сегодня его на сцене.
— Элизабет! — Он нащупал ее руки и поднес их к своим губам.
«Только из-за этого?» — озадаченно подумала она, но вслух продолжила тему:
— Мы можем согласиться, что мистер Гловер — клоун, а мистер Уиттэйкер по-своему тоже смешон. Они сами как герои комической пьесы… — Она помолчала, затем произнесла: — Мне так хочется повидаться с папой, ведь Перегрина и Арабеллу Уиттэйкер невозможно описать в письмах.
— Если кого-то и можно назвать папиной дочкой, так это тебя, — облегченно рассмеялся Дарси.
Она не засмеялась вместе с ним. Он замер в ожидании.
— А как быть насчет миссис Куртни, Фицуильям? Каково ее преступление?
— У меня нет никаких особых возражений против нее. Признаюсь, мне только хотелось провести лето без всех этих новых друзей.
— Без моих друзей, ты хочешь сказать.
— Это только твое предположение, я полагаю. Элизабет, я забираю свои возражения против включения мистера и миссис Куртни в список приглашенных в Пемберли. — Она слишком устала, чтобы продолжать разговор, и молчала. — Но мне бы хотелось надеяться, что мой дом не станут в будущем заполнять Гловеры и Уиттэйкеры.
Карета дернулась и снова двинулась, и на сей раз продолжила мягкое движение по улице. Элизабет зевнула.
— Мне жаль, что я так наскучил тебе.
— Я просто устала, Фицуильям, смертельно устала. Он помолчал немного, потрясенный тем, как она это произнесла.
— Элизабет, с тобой все в порядке?
— Мне так хочется прогуляться на свежем воздухе, пробежаться среди деревьев.
— Тебя так быстро утомил Лондон? Ведь сезон даже не достиг своего зенита.
— Я с удовольствием погружалась во все эти легкомысленные развлечения, но пока с меня довольно.
В нем затеплилась надежда.
— Но в Дербишире тебе покажется холодно в это время года.
— Я не боюсь этого, Фицуильям, мы поедем домой в Пемберли?
— Нет ничего, что доставило бы мне большей радости. Здесь мы с тобой обедаем вдвоем не чаще одного раза в десять дней.
— Зато в Дербишире нас ждет уединение.
— Бингли и его компания приедут к нам только в июне. А ты не заскучаешь до их приезда в компании с Джорджианой и твоим скучным мужем?
— Нет конечно!
Если он нашел этот ответ лестным, он скоро забыл об этом. Она наклонилась к нему и поцеловала его. Это был ласковый поцелуй — легкое прикосновение к его губам.
— Мы должны по пути заехать в Хартфордшир — навестить твоих родителей перед возвращением домой, — сказал он утром.
Тревожный взгляд Элизабет удивил его. Хотя он знал, что ее естественная привязанность к матери значительно умерялась смущением, в которое ее приводило отсутствие деликатности, свойственное миссис Беннет.
— Если пренебречь этим, твоя мама заключит, что я не позволяю тебе навещать ее.
— Разумеется, я все понимаю. — Она задумалась. — Если нам отложить отъезд на две недели, тогда Джейн и Бингли уже вернутся в Незерфилд. Я уверена, что они с радостью примут нас у себя. Я смогу видеться с мамой хоть каждый день, ведь это совсем близко. Она останется довольна нами.
