— Содержит печать секретаря королевы. Сам Уильям Сесил поручил мне это задание. Я гнался за этим человеком по морю, когда разразился шторм, но, наконец, я его нашел. Этот человек — священник, шпион королевы Шотландии и ее дяди — кардинала Лотарингского. Он разработал бесчисленное число заговоров против нашей добро королевы Елизаветы и его необходимо остановить.
— Нет, — запротестовал Тристан. — Но это слово было произнесено тихо, так как Сент-Джон говорил так уверенно, а он в ответ мог только предоставить свой собственный ужас при мысли, что он заслужил подобные обвинения.
Он попытался подойти к Пэн, но кончик пики остановил его.
— Не верь ему, Пэн. Я ему не верю.
Пэн покачал головой, а слезы текли по ее лицу.
— Так ты лгал все это время? Ты что, боялся, что если я узнаю, кто ты и отдам тебя министрам ее величества? — Она сжала голову руками, словно испытывая боль. — О, Господи, ты все это время притворялся, чтобы спасти себя. Ожидал ли ты лодку с припасами, чтобы убежать?
— Иисус, послушай, что ты говоришь. Ты действительно веришь, что я мог состряпать столько лжи? Как я мог с тобой так поступить?
Пэн указала на полномочный документ в руках Сент-Джона. — Это твое описание, вплоть до самой интимной детали. Никто случайно не смог бы быть настолько похожим на столь подробный портрет.
— Я не знаю, как это произошло, но разве ты не видишь, что я совсем не такой человек? — Он почувствовал, что теряет терпение. — Я не могу быть шпионом и ради Бога, я совсем не чувствую себя священником. Ты-то должна это знать, после того, как соблазняла меня в своей постели последние… — Он запнулся, когда Пэн задохнулась, а потом всхлипнула.
— Божье дыхание, Пэн, я не это имел в виду.
Пэн отвернулась от него и уставилась на стену.
— Уберите его от меня.
— Я им займусь, — заявил Сент-Джон.
Тристан рявкнул на него:
— Нет, если хотите жить.
Дибблер вытянулся и оперся пикой о пол.
— Здесь и сейчас, ублюдок — наш пленник.
— Полномочный документ дает мне право на него, — ответил Сент-Джон.
Пэн резко развернулась.
— Нет, я хочу его.
Тристан испытал облегчение, которое тут же схлынуло.
— Я хочу его, — продолжила Пэн. — И когда придет лодка с припасами, я отвезу его в Англию сама и передам министру ее Величества.
— Ты не можешь этого сделать, — возразил Тристан, пытаясь сдержаться.
Она посмотрела на него невидящим взглядом.
— Я хочу увидеть его в цепях.
— Отдайте его мне, — заявил Сент-Джон, — и ваше желание тут же исполнится.
— Сниггс, Турнеп, Видл — проводите лорда Моргана из Хайклиффа и поднимите за ним подъемный мост.
Сниггс и его компания окружили своего подопечного. Сент-Джон выругался и попытался оттолкнуть пику Сниггса, но Сниггс увернулся от удара и приставил кончик своего оружия к камзолу своего пленника.
Сент-Джон схватился за древко пики.
— Подождите, — сказал ему Тристан. — Если Вам удастся пробиться сквозь них, Вам еще придется иметь дело со мной.
Сент-Джон выкрикнул проклятие и отнял руки от основания пики и повернулся спиной к Тристану и Пэн. Тристан смотрел, как тот уходит, затем снова взглянул на Пэн. Она на него не смотрела.
— Дибблер, сейчас, — сказала Пэн.
Дибблер прыгнул перед Тристаном и ударил основание пики его по запястью. Его рука онемела, и он уронил шпагу Сент-Джона. Боль охватила его руку, а в это время Эрбут подскочил и освободил его от шпаги в ножнах. Держа свое запястье, Тристан мог только стиснуть зубы и бороться с болью, пока другие слуги Пэн окружили его. Один из них ударил его ржавой алебардой. С ревом он развернулся и попытался достать виновного, но они все находились вне его досягаемости.
— Пэнелопа Грейс Фэйрфакс, ты сейчас же отзовешь этих вооруженных грызунов!
Пэн повернулась лицом к стене и прорыдала:
— Дибблер, пожалуйста, уходи сейчас же. Уходи.
Дибблер кольнул Тристана в спину наконечником пики.
— Посмотрите, что Вы наделали. Вы разбили ей сердце. Оставьте ее в покое, Вы, распутник, священник, папист, а к тому же обманщик. Меня от Вас тошнит.
Тристан, видя их численное превосходство, понял, что ему не уйти без борьбы, в которой один из невольных защитников Пэн промахнется, и, вероятно, протаранит ее вместо него. Не желая рисковать, он на мгновение прекратил сопротивление и позволил Дибблеру протащить себя вниз по лестнице через зал, и еще один пролет вниз, который вел от бювета глубоко под имение. Оказавшись в темноте, его затолкали в комнату, освещенную только одной лампой.
Кто-то с трудом распахнул дверь, оснащенную тяжелыми заклепками и гвоздями. Дибблер подтолкнул его, и он ступил в темноту. Дверь захлопнулась. Засов опустился. И он оказался запертым в камере без света.
Эта темнота в точности повторяла темноту его памяти. Внезапно, ему снова пришлось бороться с ужасом. Он подавил гневом свою тревогу.
Пэн следовало доверять ему, а не верить лжи какого-то незнакомца. Это все ложь. Должно быть ложью. И из-за этого Пэн его покинула.
Каким-то образом ощущение брошенности принесло с собой кошмарные чувства — чувства настолько страшные, что он почти возненавидел ее, за то, что она их вызвала. У Тристана аж дух захватило при этом наплыве, а затем он ударил кулаком в каменную стену, чтобы выбросить эти мысли из своей головы. Он лучше подумает о Сент-Джоне.
Иисусе, вот загадка. Из всего, что только что приключилось, он был совершенно уверен в одном: Сент-Джон не поведал всей правды. Если бы он был просто королевским агентом, зачем тогда эта странная беседа наедине? Нет, Сент-Джон ненавидел его по своим серьезным и глубоко личным причинам, а не только по политическим мотивам. Почему? Сомнение вновь охватило его, пока он рыскал в памяти в поисках ответа. Священник ли он?
«Милосердный боже, нет», — пробормотал он про себя.
Внезапно окошко в двери его камеры открылось, и показалось залитое слезами, бледное личико Пэн.
— Зачем ты притворялся, что любишь меня?
Он был все еще во власти размышлений о собственной проблеме, у него просто не оставалось терпения для ее сомнений.
— Божья кровь, я не притворялся.
Он заметил, что слезы вновь показались в уголках ее глаз. — Не надо, Гратиана. Не надо. Я бы никогда не причинил тебе боль. Не верь ему. Поверь мне. Я не могу быть тем человеком, который способен так тебя предать. Священник, клянусь распятием. Нарушить свои клятвы. Ты не можешь, разумеется, считать меня способным на такое.
— Хотела бы я тебе верить, — заговорила Пэн. — Но ты оказался совсем не таким, Тристан, и я думаю, ты разбил мне сердце. — Он услышал смирение в ее голосе.
