Она, кажется, припоминала, как поместила Тристана в камеру в подвале замка. Да, она так и сделала. И дня через два, когда придет лодка с припасами, ей придется препроводить его в Англию к королевскому министру, Сесилу.
А Сесил как с ним поступит? Дыба, хлыст, клеймо? Пэн подняла голову и посмотрела на море. Она не могла передать его Сесилу, зная, что с ним станет. Но ей придется. Такой шпион мог стоить жизни многим добропорядочным англичанам или даже королеве. Но все же она не могла вынести мысли, что ему причинят боль, несмотря на то, сколько боли он причинил ей самой.
— Господи, — бормотала она про себя, — этот выбор сведет меня с ума.
Ее тело дрожало под ледяным ветром. Обхватив себя руками, она покинула бойницу и прошла к себе в спальню. В нерешительности постояв над сундуком, она, в конце концов, открыла его, и надела плащ, который был внутри.
Она покинула имение, не взглянув на лестницу, которая вела в камеру Тристана, и пошла на кухню. Там находились Нэни и Твисл, которые руководили приготовлением вечерней трапезы. Нэни раскатывала тесто для пирога, а Твисл готовила капустную похлебку. Она бросала луковицы, лук-порей, капусту в котел с мясом. Затем приправила варево шафраном и солью. В котле еды было столько, что хватило бы не только на обитателей замка, а и на деревенских жителей. Котел висел на железной перекладине в камине, похожем на пещеру.
Пэн взяла табурет и присела возле громадного отверстия камина. Тут она увидела котелок, который медленно кипел над белыми, тлеющими угольками. Котелок источал настолько особый аромат, что Пэн отошла подальше от паров.
Нэни сильно ударила по комку теста и посмотрела на свою подопечную.
— Как Вы поживаете, госпожа?
— Плохо, Нэни.
Твисл ничего не сказала, а подошла к полке, повернулась спиной к Рэн и потянулась к перечнице. Нэни фыркнула и посыпала тесто мукой.
— Мерзкий, ублюдочный французский священник, — заговорила она. — Прятался тут среди нас и плел свои интриги. Вам следовало позволить агенту королевы забрать его, госпожа. Вы мести его за дверь вместе с остальным хламом, это говорю вам я.
Обняв себя руками, Пэн смотрела на огонь и покачала головой:
— Я не могу.
— Воистину, почему нет? — спросила Нэни.
Пэн вздохнула, а Твисл взяла белую, керамическую посудину с самой верхней полки и поставила ее на стол. Она была такой огромной, что следовало держать ее обеими руками. Она высыпала высушенные коренья и листья в каменную миску и принялась измельчать их ступкой.
— Он Вас обманул, — продолжала Нэни, — и Вам не искупить грехи, выйдя замуж за французского священника-паписта. Он грязный, бесчестный, вырожденец!
— Пожалуйста! — Пэн на секунду прикрыла уши, затем выпрямилась.
У Нэни хватило совести выразить раскаяние. — А что хуже всего, так это то, госпожа, что он забрал у Вас счастье и радость.
— Мне следовало помнить каковы молодые люди. И тогда я бы не позволила себя соблазнить, — пробормотала Пэн.
Твисл так громко стукнула ступкой о миску, что стол задрожал. — Я не понимаю, с чего бы нам отдавать его королевскому уполномоченному.
Сначала Пэн подумала, что неправильно расслышала. Твисл поджала губы и больше ни слова не сказала. Она запечатала кастрюлю и поставила ее назад на самую верхнюю полку. Пэн смотрела, как она высыпала измельченные коренья и листья в котелок в камине.
Варево медленно кипело, а Твисл помешивала его. Пэн нахмурилась, когда увидела, что это варево поднялось и выкипело. Оно было серо-коричневым и похожие на червей ингредиенты изредка показывались на поверхности и шевелились, как живые.
— Твисл, что это за мерзка стряпня?
Кухарка вытерла руки фартуком, не глядя Пэн в глаза.
— Тушеное мясо.
— Ты готовишь еще тушеное мясо? А что же тогда в котле?
— Вы приказали накормить его, — без улыбки заявила Твисл. — Это варево для нашего пленника.
Нэни вымесила из теста клейкий пирог, который положила на противень:
— Наша похлебка слишком хороша для шпиона.
Пэн посмотрела на Нэни, которая улыбалась и напоминала стервятника над свежей тушей, на Твисл, которая избегала взгляда госпожи.
— Что это за похлебка? — спросила она.
Твисл бросила порубленную капусту в похлебку для пленника, ничего не сказав.
Нэни вытерла свои, покрытые рукой, руки, схватила чашку и отпила немного эля. Потом вытерла рот рукавом и улыбнулась Пэн.
— Крысиная похлебка, — ответила она.
Нож часто стучал по толу.
Пэн знала молодую девушку слишком хорошо, чтобы знать, что без борьбы ответа ей не получить. Она подошла к шкафчику с травами и достала белую, керамическую кастрюлю. Открыв ее, она понюхала содержимое. Она закашлялась и поставила кастрюлю назад со стуком и медленно повернулась к Твисл. Совсем не волнуясь, кухарка высыпала капусту в большой котел с тушеным мясом.
Пэн подошла к Твисл, указала на крысиную похлебку и тихо сказала, — Ты положила волчьи ягоды в его еду.
Твисл кивнула, помешивая капусту в замковой похлебке.
— Вы почувствуете себя гораздо лучше, когда его не станет, — спокойно ответила она.
— Я же тебе приказала не травить его еду.
— Это было раньше, — заметила Твисл, пробуя кусок мяса из похлебки.
Сердце Пэн забилось.
— Твисл, разве не ты мне говорила, что волчьи ягоды смертельны?
— О, да, госпожа. — Круглое, словно яблочко лицо Твисл застыло в мечтательном выражении удовольствия. — Сначала он почувствует жар и дрожь, а его язык, горло и лицо онемеют. Потом его стошнит, и он сможет видеть только неясные пятна, а также возникнут трудности с дыханием. Затем его зрение пропадет, а грудь заболит.
Твисл замолчала, предвкушая перспективу, и улыбнулась. — Затем ему станет хуже. У него начнутся приступы, а потом он настолько замерзнет, как будто его плоть превратилась в лед. А вот потом начнется настоящая боль, госпожа. А самое лучшее во всем этом, что он будет в сознании все это время.
— Нет.
Пэн услышала свой крик, но ей было все равно. Ей стало все равно, какую боль испытала сама Твисл. Схвати кочергу из камина, она взяла котелок и вылила содержимое в огонь. Кухня наполнилась запахом горящей плоти и шипением, треском угасающего пламени. Пэн оттолкнула Твисл в сторону и подошла к шкафчику с травами.
Смаргивая слезы, она схватила белую кастрюлю, открыла и высыпала содержимое в огонь. Сухие листья и корешки затрещали и загорелись. Пэн поставила кастрюлю на кухонный стол и посмотрела на Твисл.
— Ты его не тронешь, — она глянула на Нэни. — Никто не причинит ему вреда.
