Ян-Сальватор тихо слез с лошади, привязал ее к дереву и пошел через кусты, стараясь, чтобы его не заметили. Сначала он увидел только густые, блестящие черные волосы, каскадами ниспадавшие на светлое синее платье; но вот певица, услышав звуки шагов, обернулась… О, как она хороша: прелестная золотистая кожа, большие темные глаза, длинные ноги, чудная фигура и красные, как гранатовый сок, губы. Видя, что он разглядывает ее, девушка (на вид лет шестнадцати), конечно же, улыбнулась незнакомцу, столь прекрасному и явно ею очарованному.
- Здравствуйте! - весело проговорила она.- Вы едва не напугали меня…
- Почему «едва»? Может быть, лучше бы вам испугаться по-настоящему: а вдруг я опасный тип?
- Вот уж нет, вы добрый человек! К тому же для преступника сейчас очень светло - они ведь любят темноту и ухабистые дороги.
- Разрешите мне посидеть рядом с вами?
- Почему бы нет - места здесь так много,- и обвела рукой лужок,- а солнце светит для всех…
Какое-то время молчали, любуясь озером, которое блестело все сильнее.
- Что же вы больше не поете? - задал вопрос Ян-Сальватор несколько минут спустя.- У вас такой красивый голос! Мне редко доводилось слышать более чистый. Кроме того, вы умеете им пользоваться. Вы этому где-то учились?
- Естественно, ведь я певица,- вернее, намерена ею стать. Через месяц я дебютирую в венской Опере.- В тоне ни капли хвастовства.- Если вам нравится мой голос, приходите меня послушать.
Эрцгерцог немедленно пообещал прийти послушать свою новую знакомую. Зовут ее Людмила Штубель, коротко Милли, она из хорошей буржуазной семьи. Простая и веселая, как горный ручеек, она беспрестанно, с большой живостью говорила; слушая ее, Ян-Сальватор спрашивал себя, не послала ли ему судьба ответ на тревожные вопросы его по-прежнему свободного сердца. И вдруг понял: уж если и суждено ему полюбить - только эту обворожительную, чистую душой девушку, которая так дружески глядела на него сквозь густую завесу темных ресниц.
Возможно, предчувствуя, что ей суждено занять важное место в его жизни, и из-за своей врожденной итальянской недоверчивости - надо изучить получше молодую незнакомку - он не сообщил ей своего настоящего имени, назвался Иоганном Мюллером, инженером: сейчас в краткосрочном отпуске, гостит у друзей, они живут на берегу озера.
Милли тоже рассказала о себе: отдыхает с семьей в соседнем населенном пункте, под названием Гмунден. Через несколько дней ей предстоит ехать в Вену, где ее, вполне вероятно, ожидают слава и бурная жизнь оперной примадонны.
А пока молодые люди по взаимному согласию решили встречаться каждое утро на том же месте все оставшиеся дни начавшейся недели.
Но по окончании этой и трех дней следующей недели о дружбе между Яном-Сальвадором и Милли речи уже не шло. Вполне реальные люди, привыкшие трезво анализировать свои чувства и поступки, очень скоро они ясно поняли, что любят друг друга большой, искренней и щедрой любовью. Эта любовь так чудесна - в течение следующей недели Милли по простоте души не отказала тому, кто полюбил ее на всю жизнь, в чем сама была совершенно уверена. Естественно, она стала его любовницей, наивно продолжала его считать Иоганном Мюллером.
Яном-Сальватором овладела любовь столь неохватная и сильная, что он не стал больше играть роль венского мещанина инженера Иоганна Мюллера - за день до разлуки открыл Милли свое настоящее имя. Да, она отдалась не простому парню, а принцу, но, честно говоря, признаваясь ей, он испытывал некоторое опасение: как честная, открытая девушка отнесется к явному, вообще-то, обману? Пусть и первому, но кто поручится, что за ним не последуют другие.
Девушка очень, конечно, удивилась, но молодого человека умилила ее естественная реакция:
- Не все ли равно, принц ты или мещанин! В любом случае певица не создана для брака. Мы можем принадлежать друг другу без скандала. В Вене никого не удивишь тем, что эрцгерцог имеет любовницу певицу, а я никогда ничего не стану от тебя ждать, кроме твоей любви!
- Ты прекрасно знаешь, Милли: любовь моя останется с тобой, пока я жив! Но мне так хотелось бы, чтобы ты стала моей женой!
- Людмила Штубель - эрцгерцогиня Австрийская? Ты ведь знаешь, это невозможно. Даже когда твой кузен, принц Рудольф, станет императором, он не позволит тебе совершить столь безумный поступок. Но ведь мы и так счастливы, разве этого мало? Удовольствуемся же этим…
- Пусть так, но позволь мне, по крайней мере, представить тебя моей матери! Она замечательная - она все поймет!
И накануне отъезда в Вену будущая певица Оперы вступила, ни жива ни мертва от страха, в большой замок Орта, чтобы присесть в реверансе перед бывшей великой герцогиней Тосканской. Несомненно, трусила она намного больше, чем если бы представлялась лично императору. Однако все прошло очень просто.
- Мама,- сказал Ян-Сальватор,- вот Милли. Она поет словно ангел. Она любит меня… а я люблю ее!
- Значит, я тоже ее полюблю,- прозвучал спокойный ответ.
До самой ночи взволнованная и смущенная Милли пела для матери и сына.
В Вене девушка сразу добилась больших успехов. Что касается того, кого она звала теперь Джанни, как и мать, он стал наведываться в столицу намного чаще, самолично выдавая себе разрешения,- впрочем, никто и не думал отказывать в них полковнику. Они с Милли не могли жить вдали друг от друга без ужасных страданий.
В Вене эрцгерцог виделся с Рудольфом - тот все продолжал метаться между любовницами и Маурицием Шепсом, по-прежнему находившимся под надзором полиции. Но напрасно Ян-Сальватор на это шел - вскоре наверху решили, что приезды его слишком уж часты. В один прекрасный день молодому человеку дали понять, устами его генерала: столь частые отлучки из Линца нежелательны. Это катастрофа: как видеться с Милли, если въезд в Вену ему запрещен?! Решение нашла Милли, и это решение позволяло по достоинству оценить глубину ее любви.
- Я сама приеду к тебе! - без колебаний и без пафоса заявила она.
И так же естественно, как она отдалась ему, бросила свою великолепную карьеру, распрощалась с Оперой и приехала похоронить себя в глухой провинции, чтобы там незаметно жить с любимым, пусть и принцем.
- Отныне ты - моя карьера! - объяснила она, бросившись к нему на шею на перроне вокзала Линца.- Мне ничего больше в жизни не остается, только любить тебя!
Для ссыльного истинное счастье; но мужчинам не свойственно удовлетворяться собственной судьбой, и, как ни велико это счастье, оно не утоляло в душе эрцгерцога жажду власти. Тут ему как раз представился подходящий случай: болгары низложили своего короля и стали искать нового монарха.
