– Пожалуйста, не надо. – Изабелла хотела встать. – Я не могу сидеть, мне надо…
– Сидите спокойно. – Уверенно, словно горничная, он сметал осколки в совок. – Я приготовлю вам чай. Только не знаю, где вы его держите.
– Настоящего чая у меня нет. – Изабелла не отрывала взгляда от сцепленных на коленях рук. – Это для нас роскошь. Взамен Бигглз готовит чаи из трав. Но…
– Что нужно для вашего отвара?
– Мята и… и… – Изабелла никак не могла сообразить, что дальше. Перед глазами стояли веселая седовласая женщина и длинные побеги зеленой травы, а больше ничего. Господи, Изабелла не чувствовала себя такой беспомощной с тех пор, как родился Джек, а она понятия не имела, как с ним обращаться. Бигглз помогла ей и в этом. – Я не помню.
Аппертон бросил на нее внимательный взгляд.
– Вы сегодня что-нибудь ели?
Чтобы ответить, Изабелле пришлось подумать.
– Наверное, я что-нибудь отщипнула в поместье.
– Тогда посмотрим, что здесь. – Ах да, корзинка. Она совсем забыта.
Аппертон сдвинул клетчатую салфетку и достал баночку варенья – персикового или абрикосового. Изабелла тысячу лет не чувствовала во рту вкуса абрикосового варенья. В другой банке было что-то темное, наверное, ежевика или смородина. Следом появились золотистая булка хлеба, кувшинчик с маслом и кусок сыра, завернутого в пергамент. Потом какая-то твердая коричневая пластина.
– Шоколад. – С трудом проглотив комок в горле, произнесла Изабелла. О Боже, это же для Джека. Джулия вспомнила, как Изабелла говорила, что мальчик никогда его не пробовал. Ее щедрость надрывала Изабелле сердце. – Как я смогу их отблагодарить?
– А вот это кстати. – Со дна корзинки Аппертон извлек бутылку бургундского, вскрыт ее ножом и нашел две разномастные чашки. Благородное бургундское в чашках. От стыда Изабелле хотелось провалиться сквозь землю. Аппертон, конечно, привык к хрустальным бокалам.
Густая бордовая жидкость полилась в грубую глину. Ее отец пришел бы в ужас.
– Я каждый день выпиваю стаканчик за чаем. – Голос Аппертона звучал обыденно, как будто весь мир Изабеллы не обрушился в одночасье. Конечно, дело не в том, что он легкомысленно относился к ее бедам, просто ему хотелось успокоить ее и вывести из паралича, вызванного паникой, который не давал ей свободно дышать.
Он поставил чашку перед Изабеллой:
– Выпейте.
Аромат вина обжег ее ноздри. Прекрасное бургундское, выдержанное и крепкое, это не водянистый кларет, который обычно подают молодым леди, и не разведенное пойло из трактира. Изабелла покупала его в тех редких случаях, когда могла себе это позволить.
Она сделала осторожный глоток. Богатый терпкий вкус прокатился по языку и, обжигая рот, устремился в желудок. Изабелла задохнулась и поставила чашку.
– Я отвыкла от таких напитков.
Аппертон усмехнулся и сделал большой глоток.
– Не останавливайтесь. Дальше будет легче.
Изабелла подчинилась и отпила еще немного, чувствуя, как в душе крепнет решимость, а в желудке разгорается жар.
– Вино ударит мне в голову, если я выпью все.
– К тому же вы провели бессонную ночь, – напомнил Аппертон. Он оторвал кусок от булки и положил перед ней. – Вам надо подкрепиться.
Изабелла потянулась к маслу, в основном чтобы угодить Аппертону, а не удовлетворить несуществующий аппетит. И тут ее взгляд упал на какой-то сверток из корзинки. Интересно, что еще могли прислать Джулия и София? Изабелла развернула оберточную бумагу. На стол посыпались сушеные фрукты – яблоки, инжир, изюм, золотистые абрикосы.
– Курага. – То, что надо. Вино укрепило ее силы.
Изабелла вскочила, дрожащими руками завернула пакет и вышла из дома. Вечерело. Тени домов становились все длиннее. Изабелла быстро шла к жилищу викария. Если Аппертон и пошел следом, то держался далеко позади. И слава Богу. Изабелле не хотелось давать объяснения миссис Уэстон.
Она постучала в дверь, которую сразу открыли.
– Бог мой! – Несмотря на то что день уже почти сменился вечером, миссис Уэстон еще не переоделась.
– Питеру не лучше?
– Боюсь, что нет. – Миссис Уэстон остановила взгляд на свертке в руках Изабеллы. В глазах сверкнула надежда. – Вы уже принесли мне отвар?
– Бигглз… – О Бигглз Изабелла сейчас хотела говорить не больше, чем об Аппертоне. – Бигглз сейчас не в состоянии…
– Ах вот как. Она что, тоже заболела?
– Отчасти, – коротко ответила Изабелла, надеясь, что дальнейших расспросов не последует. – Но вот что я вам принесла. – Она протянула пакет миссис Уэстон. – Если вы убедите Питера съесть немножко этих фруктов, завтра ему может стать легче.
Миссис Уэстон развернула пакет.
– Ну, не знаю. Он так капризничает, когда болен.
– Скажите ему, что это новый вид сладостей.
– Но ведь это… – миссис Уэстон подошла ближе и понизила голос, – это будет неправда.
– Не совсем. Сушеные абрикосы сладкие. Яблоки – тоже.
Жена викария все еще сомневалась.
– Возьмите. Они помогут вашему мальчику больше, чем отвар. – Особенно такой, какой может приготовить Изабелла при нынешних обстоятельствах. «Они помогут вашему мальчику больше, чем моему», – вот что она на самом деле хотела сказать. Нет, надо гнать от себя такие мысли. Никому не будет лучше, если она разразится слезами на пороге дома миссис Уэстон. – Мне надо идти.
Изабелла повернулась, но успела заметить, как сузились глаза миссис Уэстон. Отлично. Супруга викария заметила Аппертона. Теперь начнутся сплетни и домыслы. А к утру вся деревня будет полна слухов.
Изабелла расправила плечи и вышла на улицу. Ей нечего было стыдиться.
– Боюсь, она меня заметила. – Аппертон отделился от стойки ворот и предложил Изабелле руку.
Она бросила на нее выразительный взгляд.
– Думаете, изображая моего кавалера, вы улучшите положение?
Аппертон посмотрел через плечо.
– Она все еще смотрит. Стоит в дверях.
– А как вы хотели? – Вот любопытная особа. – Она будет стоять, пока не увидит, что я впускаю вас в дом.
– Может, тогда покажем ей спектакль, чтобы было на что посмотреть?
Если бы на них сейчас не смотрели, Изабелла оцепенела бы от ужаса. Он не мог подразумевать…
– Или пусть удовлетворится тем, что мы просто прогуливаемся?
Прогуливаются. Как старые друзья. Или как будто он действительно за ней ухаживает. Изабелла давно забыта о таких простых радостях. Наверное, она поддалась бы, если бы не бессонная ночь, ужасный день и постоянная тревога за Джека.
