Когда пришло время ужина, Роберта уже глаз не сводила с входной двери. Эти четыре дня ожидания да еще сегодняшний томительный день вконец расстроили ей нервы. Спрятав руки на коленях, она яростно терла большим пальцем «дьявольский цветок». Конечно же, Гордон присоединится к ним за ужином. Мужчине ведь нужно поесть, не так ли?
Но когда появился мажордом, леди Келли приказала ему:
– Будьте добры, отнесите поднос с ужином маркизу наверх в его комнату.
– Не беспокойтесь, Дженингс, я сама отнесу, – сказала Роберта, вскочив со стула. И, взяв поднос, заторопилась из зала, не замечая улыбок, которыми обменялись ее тетка и дядя.
С подносом в руках она остановилась перед дверью в спальню Гордона. Перехватив поднос поудобнее, она потянулась к двери, но на мгновение задумалась.
«Должна ли я постучать?» – спросила она себя.
Нет, ответил ей внутренний голос.
Призвав на помощь все свое самообладание, Роберта открыла дверь и вошла в комнату. Потом закрыла за собой дверь, чтобы отрезать путь к отступлению.
Таинственные сумерки за окном оставляли комнату в полумраке. Единственная свеча горела на ночном столике.
Парчовый полог кровати был отдернут, но она не могла разглядеть лицо спящего и медленно приблизилась к кровати. Поставив поднос на ближайший столик, она повернулась, чтобы посмотреть на своего мужа, и едва не обмерла от той пленительной картины, которую увидела.
Укрытый одеялом до пояса, Гордон лежал на спине с обнаженной грудью, мерно поднимавшейся во сне. Лицо его было по-мальчишески уязвимым, хотя в нем и чувствовалась сила, а растрепанные волосы разметались по подушке.
Затаив дыхание, Роберта рассматривала его красивые черты. Его крепкий подбородок, его чувственные губы, словно бы созданные для поцелуев; широкие брови и прямой нос дополняли впечатление. Скользнув взглядом ниже, она остановилась на его груди, сильной и мускулистой, покрытой курчавыми волосами, и ей захотелось дотронуться до него, ошутить, как его мышцы напрягутся под ее ладонями.
Остановившись взглядом на пограничной линии, там, где его тело было прикрыто одеялом, она спросила себя, а есть ли на нем хоть что-нибудь. Может, это тонкое одеяло – единственная преграда между нею и им? Эта дразнящая, искусительная мысль и напугала, и в то же время взволновала ее.
Словно ощутив ее присутствие, Гордон вдруг приоткрыл глаза и сонным голосом спросил:
– Что ты тут делаешь, Ливи?
– Кто такая Ливи? – требовательно спросила Роберта. Ее голос слишком громко прозвучал в тишине комнаты.
Гордон шире открыл глаза и, присмотревшись к ней, с улыбкой зевнул:
– А, это ты, ангел. Доброе утро.
– Сейчас вечер, – парировала Роберта. Она сложила руки на груди и сдвинула брови, чтобы показать свое раздражение. – Ты приехал в Англию развлекаться при дворе или ухаживать за мной?
– А ты, я вижу, скучала по мне, – заметил он.
– Скучала по тебе? – фыркнула она. – Не льстите себе, милорд. Вы у меня как бельмо в глазу.
– Так, значит, я расту на тебе? – с кривой ухмылкой пошутил Гордон.
– Вы очень забавны, милорд.
– Сядь-ка рядом со мной, – предложил он, похлопав по постели. – Я тебя не съем.
Роберта вскипела от его самодовольного насмешливого тона.
– Нет уж, спасибо, – ответила она, вызывающе вздернув подбородок. – Вот поднос, чтобы ты подкрепился после дворцовых гулянок и попоек. Отощал, наверное, в течение долгих дней и изнурительных ночей. – Она решительно пересекла комнату, а подойдя к двери, бросила ему напоследок: – Надеюсь, не подцепил ничего дурного у этих потаскушек.
Кипя гневом, она захлопнула за собой дверь и пошла по коридору дальше, к своей собственной комнате, но смех Гордона еще долго звучал у нее в ушах. А после этого провела бессонную ночь, изводя себя вопросами, кто такая эта Ливи.
На другой день Роберта проснулась позднее обычного. А тяжесть на сердце заставила ее проваляться в постели почти до самого обеда.
В этот последний день декабря в Хайленде всегда отмечали канун Нового года. Тоска по дому, по родителям и братьям снова захлестнула ее. В замке Данридж, ее родовом гнезде, всю ночь будут праздновать, танцуя в самых причудливых масках и костюмах, зажигая дымящиеся веточки, чтобы отогнать злых духов, и уплетая праздничные пироги. А в полночь двери распахнутся, и все забренчат кухонной посудой, чтобы изгнать последние остатки старого года и проложить дорогу всему новому, что принесет год наступающий.
Она просидела в своей комнате до самого ужина. А входя в большой зал, на миг замешкалась в дверях. Возле камина рядом с теткой и дядей стоял Гордон. Он приветливо улыбнулся, поймав ее взгляд. По старой привычке Роберта спрятала левую руку в складках юбки и подошла к ним.
– Добрый вечер, дорогая, – приветствовала ее леди Келли.
Роберта улыбнулась сначала тетке, потом дяде. И наконец, не в силах больше сдерживаться, обратила свой взор к маркизу.
– Что нового в Хэмптон-Корте? – спросила она, стараясь держаться непринужденно и показать своему мужу, что эта женщина, по имени Ливи, для нее ничего не значит.
– При дворе все как всегда, – пожав плечами, сказал Гордон. И обратил к ней свою обезоруживающую улыбку, словно поняв игру, которую она ведет.
– Как поживает Даб? – спросила она. – И Изабель?
– Мне показалось, что твой брат и твоя подруга неравнодушны друг к другу, – ответил он. – Они все время проводят вместе… А, кстати, Мунго собирается уехать в Шотландию в первый день весны.
– Мунго? – отозвалась Роберта. – Это тот самый, с которым ты приехал?
Вместо ответа Гордон улыбнулся и сказал:
– Посмотри-ка вверх, ангел.
Роберта подняла глаза. Тетка размахивала над ее головой веткой омелы . И прежде чем она могла запротестовать, Гордон схватил ее в объятия и прижался к ее губам. Застигнутая врасплох, ощущая головокружение от упоительного запаха горного вереска, исходившего от него, Роберта уступила возбуждающе-чувственному ощущению его губ на своих губах и ответила на поцелуй.
И тут через какую-то пелену она услышала пронзительные восклицания своих кузин: «Нет, нет и нет! Нужно сказать: нет, нет и нет!..» – а Гордон прервал свой поцелуй так же неожиданно, как и начал его.
– Роб влюбилась в Гордона! – гнусаво пропела шестилетняя Аврора. – Роб влюбилась в Гордона!
– Замолчите! Прекратите! – сказала Роберта, обводя взглядами своих кузин. Она чувствовала, что щеки ее горят.
– Ну, ты ведь и должна любить его, – начала Блайт.
– Поэтому не пытайся дать ему коленкой по одному месту, – некстати закончила Блис.
Гордон запрокинул голову и громко расхохотался. Граф Ричард кивком подбодрил своих дочерей, а леди Келли улыбнулась на этот жест мужа.
