Лила последовала за ним.
— Сегодня на море довольно неспокойно, — заметил маркиз. — В салоне, конечно, комфортнее. Или вы плохо переносите качку?
— Меня ничуть не укачало, когда мы плыли в Голландию, — молвила Лила. — А вот няне удалось выдержать плавание только благодаря бесконечным чашкам крепкого чая. Она и сейчас принялась за него.
— А вам он не нужен? — спросил маркиз.
— Нет, мне очень приятно сидеть здесь и разговаривать с вами, — просто ответила Лила.
Маркиз невольно сравнил ее прямоту с той кокетливой игривостью, которую придала бы тем же словам виконтесса. Однако он не успел ничего сказать: Лила стала расспрашивать его о яхте.
И он снова подивился осмысленности ее вопросов. Например, ей было интересно узнать, насколько быстрее завершится плавание на яхте по сравнению с обычным пароходом.
Потом они сидели за ленчем и говорили обо всем на свете, за исключением того, что Лила будет делать по приезде в Англию. В конце концов она неуверенно спросила:
— Вы… не придумали, милорд… где мне можно будет… укрыться, когда мы… вернемся в Англию?
— Я очень много об этом думал, — ответил маркиз. — Единственное, что я пока могу вам предложить, это поговорить о вас с одной из моих тетушек. Она вдова, ведет довольно уединенную жизнь, и ей можно будет довериться.
— А ваша тетя… она живет в Лондоне? — спросила Лила.
Маркиз кивнул.
— Тогда, возможно… она слышала о моем отчиме… или ее знакомые могли видеть его… на скачках.
Маркиз и сам об этом думал.
— Трудности будут всегда, куда бы вы ни поехали, — сказал он.
— Возможно, мне… следовало остаться в Голландии, — промолвила Лила, как бы размышляя вслух. — Но теперь, когда я не у… тети Эдит, это было бы… дорого.
— А у вас есть деньги? — поинтересовался маркиз.
Девушка покраснела и отвела взгляд.
— Достаточно, — прошептала она, — если… экономить.
— Я хочу знать, сколько именно у вас денег, — потребовал ответа маркиз.
— Мой отчим… дал мне пятьдесят фунтов… на покупки… для приданого, — пролепетала Лила. — Но, конечно, часть денег… пришлось потратить… на дорогу.
— Пятьдесят фунтов! — воскликнул маркиз. — И сколько времени, глупенькая девочка, вы рассчитывали прожить на эти деньги?
— Может быть, я могла бы… найти какую-нибудь… работу, — совсем сникла она.
Маркиз пребывал в задумчивости, и Лила внезапно добавила:
— Я училась живописи… и могла бы… продавать мои картины.
Тут маркиз спохватился.
— Боже правый! Я совсем забыл!
— Что вы забыли? — спросила Лила.
— Тот этюд Вермера, который вы мне привезли. Перед тем как в гостиную пришли торговцы картинами, граф спрятал этюд в буфет — и я больше о нем не вспоминал!
Лила замерла, а потом с усилием произнесла:
— Мне надо… что-то сказать вам, милорд!
— Что такое? — насторожился маркиз.
Он заметил, как Лила вновь судорожно стиснула пальцы: он уже успел понять, этот ее жест означает, что она испытывает глубокое волнение. А еще он увидел, что она очень побледнела и в глазах ее снова появился страх.
— Не беспокойтесь, — ласково сказал он, — граф Ганс пришлет мне этюд, как только заметит, что я не взял его с собой.
— Дело… не в этом, — сказала Лила. — Но это… нечто такое… что вас рассердит.
Маркиз молча смотрел на нее, недоумевая, что еще она может ему сообщить.
Превозмогая себя. Лила едва слышно пролепетала:
— Этюд… поддельный!
— Поддельный?
Голос маркиза звучал громче, чем ему хотелось.
— Как это — поддельный?
— Это я… его написала!
Секунду маркиз ошеломленно смотрел на нее.
— Вы хотите сказать, что его написали вы? — спросил он. — Как вы могли его написать?
— Я… делала копию с портрета Вермера по просьбе тети Эдит, потому что она… не могла пойти в «Маурицхейс»… посмотреть на него. И… со мной заговорил… один человек.
— Какой человек? Кто это был?
— Это был… мистер Нийстед… торговец картинами. И он сказал… что если бы я отвезла копию вам… и представила, будто… это этюд Вермера к портрету… то денег, «которые… вы мне заплатите… хватит на операцию… тети Эдит.
Казалось, она выжимает из себя каждое слово, при этом остро ощущая неудовольствие маркиза, сурово нахмурившего брови.
— И вы привезли этюд мне, — сказал он, — и намеренно солгали мне!
— Я… понимала, что это… нехорошо…
— Нехорошо? — воскликнул маркиз. — Неужели все женщины на свете — лгуньи и предательницы? Черт подери, я вам доверял!
В его голосе было столько негодования, что у, нее на глазах выступили слезы.
Маркиз встал с кресла и уже без всяких слов отошел к окну.
Он смотрел на море, стоя спиной к, Лиле, но его голос, казалось, эхом отдавался от стен салона.
Вся в слезах. Лила бесшумно выскользнула из помещения и побежала к своей каюте.
Она была в отчаянии от того, что маркиз больше не захочет иметь с ней дела. Теперь он глубоко ее презирает!
Ничего не видя за пеленой слез, она на ощупь двигалась по каюте.
В голове промелькнула мысль, что лучше всего было бы выйти на палубу и броситься в море. Одно мгновение — и все ее тревоги останутся позади.
Теперь, после смерти тетушки, ее положение стало совершенно безнадежным: она лишилась последнего убежища. У нее нет денег, а теперь и маркиз не станет ей помогать…
Лила понимала, теперь ей с няней рано или поздно придется вернуться к отчиму — иначе они просто умрут от голода. А отчим заставит ее выйти замуж за мистера Хопторна, и деться ей будет некуда.
— Мне придется умереть, папа! — прошептала она, обращаясь к отцу.
Теперь ей оставалось только сообразить, как скользнуть в воду незаметно для экипажа яхты, чтобы никто не попытался ее спасти.
Лила пошла к иллюминатору.
Она то и дело теряла равновесие, потому что с приближением к Англии море становилось более неспокойным. Штормовой ветер вздымал волны все выше и выше.
Очутившись около иллюминатора, она силилась выглянуть наружу, но ничего не смогла разглядеть: глаза по-прежнему были залиты слезами.
— Я… люблю его! Люблю! — прошептала она. — А он… Теперь он не захочет со мной разговаривать!
Сплошная беспросветность!
Отчаяние камнем лежало у нее на сердце.
Она стояла, держась за книжную полку, и тщетно пыталась увидеть, куда выходит ее каюта.
Внезапно раздался оглушительный удар, похожий на взрыв.
Тяжелый иллюминатор открылся и сильно ударил ее в висок. Мгновенно потеряв сознание, она упала как подкошенная.
Какое-то время маркиз продолжал смотреть на море. Чувство ярости, охватившее его в момент признания Лилы, постепенно исчезало.