— Не беспокойтесь. Через неделю вы будете как новенькая! Но уж, когда в следующий раз поплывете на яхте, будьте осторожнее с иллюминаторами!
Врач не стал дожидаться ответа, а поспешил к двери, всем своим видом показывая, что он очень занятой человек.
Оставшись одна, Лила стала думать о маркизе: увидит ли она его еще хоть когда-нибудь? Ей хотелось спросить няню, дома ли маркиз, но было неловко выказывать слишком большой интерес к нему.
Однако даже если маркиз и был дома, то наверняка принимал у себя своих именитых друзей… Скорее всего он и думать забыл о непрошеной гостье, которая, к тому же так сильно его рассердила.
«Почему у меня не хватило воли с самого начала отказаться слушать мистера Нийстеда?» — в отчаянии укоряла она себя.
Но вместе с тем Лила понимала, что тогда она вообще не встретилась бы с маркизом.
Пусть он сердится на нее, пусть даже ей придется покинуть его дом, так с ним и не увидевшись, она все равно будет благодарить судьбу за то, что узнала его. И никогда не забудет, как он поцеловал ее в щеку.
В тот миг Лила сама не понимала, почему ощутила его поцелуй с такой остротой, но теперь она знала, причиной тому была любовь.
Любовь, подобная солнцу и звездам, возвышенной красоте Гааги и портрета Вермера…
Любовь всеохватная, невыразимая никакими словами.
Это чувство заставляло ее с благоговением думать о маркизе, который казался ей человеком необычайным. А его недоверие стало для» нее изгнанием из рая: точно так же когда-то был изгнан архангел Люцифер. И подобно этому падшему ангелу, она попала прямо в ад.
«Я люблю его, люблю…» — повторяла она чуть ли не в тысячный раз. И каждый раз на глаза наворачивались слезы.
В эту минуту в дверь постучали.
Лила даже не успела ответить — дверь открылась и кто-то вошел.
Решив, что это кто-нибудь из прислуги, Лила отвернулась и стала вытирать глаза — как обычно, она не хотела, чтобы видели ее слезы.
Вошедший приблизился к кровати.
Лила повернула голову и тихо ахнула: это был маркиз!
— Сэр Уильям сказал, что теперь вас уже можно навещать, — сказал он. — Вот я к вам и пришел.
Лилу так потрясло его неожиданное появление, вызвавшее в ней чувство огромной радости, что она лишилась дара речи. Ее голубые глаза блестели — теперь уже не только от слез, но и от счастья видеть его.
Маркиз показался ей еще более великолепным, чем прежде.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом маркиз присел на край кровати.
— Мне очень жаль, что с вами случилось такое, — сказал он.
— Вы все еще сердитесь… на меня? — прошептала Лила.
Для нее этот вопрос имел такую весомость, что она даже не обратила внимания на его сочувствие. Ей жизненно необходимо было знать ответ.
Он взял ее за руку, и его прикосновение снова вызвало в ней трепет.
— Вы должны меня простить, — повинился он. — Мне очень стыдно за то, что я кричал на вас, и за свои слова.
— Я… все время жалею, — все так же тихо промолвила Лила, — что… стала слушать… мистера Нийстеда, но… тогда я не встретилась бы… с вами.
Маркиз инстинктивно сжал ее пальцы.
— Может быть, вы рады, что все-таки его послушали?
— Очень… очень рада!
Лила посмотрела ему в глаза и поняла — больше слова им не нужны. Между ними произошло нечто особенное, и всю комнату словно озарил свет.
— Вы не чувствуете боли? — Маркиз с видимым усилием прервал молчание.
При этом он смотрел на ссадину у нее на виске и окружавший ее темный синяк: сэр Уильям не рекомендовал перевязки, уверяя, что так заживление пойдет быстрее.
— Это… не очень… уродливо? — спросила Лила.
— Вы прекрасны, — ответил маркиз. — Вы так прекрасны, Лила! И мне невыносимо знать, что вам больно, что вы были ранены. Я не хочу, чтобы с вами случались неприятности или беды! Я не хочу, чтобы вам было страшно!
Наверное, он имеет в виду, что ей предстоит скрываться и скоро она должна будет покинуть его дом.
Она на секунду сжала его пальцы в ответ и отвела взгляд.
— Я… понимаю, — выдавила она из себя, — наше с няней присутствие… вам мешает. Как только мне разрешат вставать… мы… сразу же уедем.
— И куда вы уедете?
Маркиз увидел в ее глазах все тот же, прежний, страх.
Ей не было нужды говорить, что раньше или позже придется вернуться к отчиму.
Губы ее дрожали, но она старалась приободриться, чтобы голос звучал оптимистичнее.
— Я… что-нибудь найду. Я… не хочу быть… вам обузой!
— Неужели вы думаете, что я отпущу вас, не позаботившись о вашей безопасности? — покачал головой маркиз. — Для меня весьма существенно, чтобы никто никогда не мог причинить вам боль или внушить тревогу!
В его голосе звучали такие ноты, что у Лилы запело сердце и отогрелась душа.
— Думаю… у меня все будет… хорошо.
— Я хочу задать вам один вопрос, — произнес маркиз совершенно иным тоном, — а вы, Лила, должны дать слово, что скажете мне правду.
Ей показалось, будто он снова усомнился в ее чистосердечности, и она поспешно сказала:
— Я обещаю… говорить вам… только правду! Я больше никогда… никогда не буду вам лгать!
Опасаясь, что он может ей не поверить, она с горячностью прибавила:
— Клянусь вам, я никогда… не лгу! Я говорила, что картина принадлежит кисти Вермера только потому… что хотела спасти тетю Эдит. Простите меня… пожалуйста, ну, пожалуйста, простите меня!
Казалось, она вкладывает в свою мольбу всю душу.
А потом маркиз приблизился к ней настолько, что она ощутила его дыхание на своем лбу.
— Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, — повторил он глубоким голосом. — Скажите мне честно, Лила, как вы ко мне относитесь.
— Вы… вы необыкновенный! Невозможно представить себе большей доброты и… понимания…
— Забудьте это, — прервал ее маркиз. — Меня интересует только, как вы ко мне относитесь.
— Что я могу сказать? — растерялась Лила. — Только…
Она замолчала.
— Я прошу вас закончить эту фразу, — очень тихо произнес маркиз.
— Нет… Я… не могу сказать такое!
— Почему?
— Потому что вам это… неинтересно… и… вы просто надо мной посмеетесь!
— Я никогда не стану над вами смеяться!
Я ни разу не иронизировал над вашими словами! — возразил он. — Скажите правду, как обещали.
Она заглянула ему в глаза, которые были так удивительно близко, и, словно подчиняясь чьей-то воле, едва слышно прошептала:
— Я… я вас люблю!
— Как и я — вас! — эхом отозвался маркиз.
А в следующую секунду их губы соприкоснулись, и Лиле, как и в прошлый раз, показалось, будто по всему телу разлился звездный свет.
Поначалу поцелуй маркиза был очень нежный и бережный, словно она была бесконечно дорогим и хрупким созданием, а он боялся испугать или оттолкнуть ее…