— А что, — протянул Росс, наконец-то глядя на Кейт своими темными, темнее чем обычно глазами. — Делайте объявление и готовьте мясные блюда. Более счастливого жениха вы не отыщете до самого Солуэя.
* * *
Отборнейшие ругательства, которыми Росс сыпал про себя, совпадали по ритму с его тяжелой поступью по каменному коридору. Или Тауэр, или женитьба. Он даже не был уверен в том, какая перспектива злила его сильнее. Уже много лет Росс не слушался ничьих велений, кроме велений собственного разума. Даже старый лэрд никогда не грозил своевольному сыну темницей.
Господи, как же Россу хотелось швырнуть эти угрозы Генриху в физиономию! Если бы не леди, которую он сопровождал, Шотландец не задумываясь предпочел бы тюрьму, и пускай король Англии катится ко всем чертям. Какое бы это было блаженство — взглянуть в растерянные, беспомощные глазенки Генриха, когда тот выслушал бы его гневный отказ.
Да уж, блаженство.
Но этого не произошло. И не произойдет.
Если он откажется жениться на леди Кэтрин, ее отдадут Трилборну, а этот гнусный паскудник потащит ее в постель, не успеют чернила просохнуть на брачном договоре. Он разденет ее и вторгнется в ее тело с такой же нежностью, с какой солдаты осаждают вражескую крепость. Тогда-то она и поплатится за каждую обиду, нанесенную ему, за каждое оскорбление его мужского самолюбия, за каждый отказ поддаваться его чарам, за каждый удар, принятый им от Росса. От одной мысли об этом Шотландцу стало дурно. Нет, он не допустит этого. Иначе он просто не сможет дальше жить, снедаемый укорами совести.
— Почему?
Этот голос, вполне благоразумно прозвучавший из уст Кейт, распалил в нем затухшую было ярость. Можно было догадаться, что она этого не оставит и во что бы то ни стало потребует объяснений. Эскорт удалился, как только вывел их из королевских апартаментов; затем они шли по холлу, заполненному царедворцами и их нарядными дамами. Сейчас же людей вокруг было мало, но нужно было пользоваться моментом: в главной зале их в покое не оставят.
— Что почему? А вы думали, что я скорее сяду в тюрьму, чем женюсь на вас? Думали, мне хочется провести остаток жизни в компании башенных призраков?
— Вы могли бы сказать, что дали слово.
— А вы могли бы милостиво забыть об этом, чтобы мне не пришлось от него отступать.
Ее глаза сверкнули, словно две голубые молнии.
— Я не верю собственным ушам! Вы же прекрасно знаете, что я совершенно не хочу выходить замуж!
— Я что-то не слышал, чтобы вы предпочитали служение Христу.
— Генрих был явно не в настроении выслушивать мои возражения. Да и времени было мало.
Росс презрительно фыркнул в ответ на эту отговорку.
— На то, чтобы подписать ордер на арест, у него время найдется.
— А вы, насколько я понимаю, скорее умрете, чем согласитесь оказаться в неволе, да? Потому что именно это будет означать наш брачный договор — верную смерть.
— Опять вы за свое! — Эти беседы сердили Росса не меньше, чем необходимость подписывать какие-то свитки под присмотром короля. Генрих, кстати, подготовил пергамент заранее, и его предусмотрительность тоже взбесила Шотландца.
— Проклятие никуда не денется просто потому, что вы отказываетесь с ним считаться, — заявила Кейт гневно.
— Если я не могу что-либо предотвратить, то буду это терпеть.
— В каком смысле?
— Мне сейчас не до вашего идиотского проклятия! И так хлопот полон рот. Отец поклялся изгнать меня из клана, отлучить от семьи и не пускать впредь в Шотландию, и я не сомневаюсь, что он свою клятву сдержит.
— И тем не менее вы все же согласились жениться на мне!
— Вот именно.
— Что лишний раз доказывает, насколько важно для вас отомстить!
— Я готов лишиться всего, только бы не отдавать вас Трилборну.
— Собака на сене, да и только! Какой восхитительный комплимент: меня, значит, готовы взять в жены, чтобы насолить заклятому врагу! Большое спасибо.
— Как скажете.
— А как еще тут скажешь?
Росс резко остановился, схватил ее за руку и развернул к себе лицом.
— Для меня нет большего удовольствия, чем увести невесту Трилборна прямо у него из-под носа, — раскатистым голосом произнес он. — Увести его невесту и — да, возлечь с ней в брачную ночь.
Зрачки его расширялись, пока он смотрел на нее. Приоткрытые губки Кейт были похожи на спелые вишни. С каждым испуганным вздохом ее грудь прижималась к его груди, а бедра терлись о его бедра — так сладко, так мучительно.
— Нет, — прошептала Кейт.
— Да, — сказал Шотландец, чувствуя, как его чресла неумолимо наливаются кровью.
Лицо девушки залилось густым румянцем.
— Ты не можешь так поступить.
— Могу. И поступлю.
Ее губы оказались такими же сладкими, как он и ожидал. Росс поглощал их целиком, ненасытно, руками при этом ощупывая нежную, податливую плоть, спрятанную в лиф. Отвердевший сосок уперся в его ладонь, как весенний тюльпан, как первый шаг навстречу. Росс погладил его — и услышал в ответ тихий одобрительный стон. Он продолжил жадно ее целовать. Сплетаясь с Кейт, он едва не царапал своим языком шелковистую поверхность ее языка, а руками, между тем, выискивал внизу ту самую заветную, неприступную мякоть. Пальцы его проникали все глубже — и тут же возвращались, имитируя самую насущную из надобностей. Грудь полыхала огнем, мозг закипал. От всепожирающего вожделения у Росса ломило шею, а ботинки жгли ступни, будто кто-то наполнил их раскаленными углями.
Кейт вздрогнула, всхлипнула — и этот звук отозвался в нем, задел заветную струну.
Одним решительным рывком Росс отстранился от леди Кэтрин. Отступил и развернулся так стремительно, что килт парашютом вздулся у колен. И Шотландец ушел, не оглядываясь.
Иного выхода не было: либо уйти, либо овладеть ею столь же яростно, как пытался овладеть ею Трилборн — кстати, неподалеку от этого продуваемого сквозняками коридора. Росс и сам не знал, что удивило его больше: этот внезапный натиск — или то, что он сумел с ним совладать.
* * *
Итак, он лишит ее девственности по двум причинам: чтобы разозлить заклятого врага и чтобы компенсировать утраченное наследство.
Разумеется, такие мотивы Кейт не устраивали, но от одной мысли о том, что они вместе с Россом окажутся в постели, по ее спине пробегали мурашки. Она провожала его взглядом и думала о том, что совсем скоро он станет ее законным мужем и получит все причитающиеся ему привилегии. Он сможет делать с ней все, что пожелает, и никто не посмеет сказать ему ни слова. А что, интересно, он пожелает с ней сделать, когда возненавидит за все принесенные ради нее жертвы?