Офицер, поколебавшись, пожал плечами.
— Бумаги вроде в порядке. Я передам вам заключенных.
— Но чтобы все были в цепях.
— Разумеется. Они же разбойники. Ни дисциплины, ни воспитания. Буду только рад от них избавиться.
— Вам нужна помощь?
Офицер благодарно взглянул на Джона Патрика.
— Я был бы вам весьма признателен. Сегодня вечером у меня мало людей.
— Сержант, возьмите четверых и помогите вывести заключенных.
— Да, сэр, — с готовностью ответил Айви.
Джон Патрик облокотился о стойку, за которой сидел дежурный, и подал ему фляжку с коньяком, щедро сдобренным снотворным.
— Это поощрение от самого генерала, — доверительно сказал он, видя, что дежурный пребывает в нерешительности.
— Вы знакомы с генералом?
— Я его дальний родственник.
Джон Патрик давно уже познал ту истину, что чем невероятнее ложь, тем скорее в нее поверят.
— Это своего рода попытка извиниться за то, что я сегодня на дежурстве и не могу присутствовать на балу. Однако я еще могу успеть, учитывая вашу готовность помочь. Так что не отказывайтесь.
На этот раз лейтенант выразил благодарность и принял фляжку.
— А у вас сегодня долгое дежурство? — осведомился Джон Патрик.
— На всю ночь, — простонал лейтенант.
И Джон Патрик мысленно возблагодарил господа бога. Он опоздал очень кстати, так как прибыл в тюрьму после смены дежурных.
— А я замолвлю за вас словечко генералу, — сказал он, доброжелательно глядя в лицо лейтенанта, — вас как зовут?
— Калвертс, сэр. Дэвид Калвертс.
— Хорошо. Думаю, вы обязательно удостоитесь его особого внимания.
Очень довольный лейтенант встал и пошел отпирать дверь.
— Может, я тоже вам смогу помочь с выводом этих головорезов, — сказал Джон Патрик и вошел вслед за ним.
Он слышал звяканье засовов и наблюдал, как его людей сгоняют в кучу под ружейным прицелом. У всех на запястьях звенели цепи.
Как долго он уже здесь? Пятнадцать минут? Двадцать? Каждое мгновение увеличивало опасность.
А что чувствует сейчас Аннетта? Наверное, с каждой минутой ее страх тоже возрастает. Эта мысль не переставала мучить его, хотя внешне он ничем не выдавал себя. Высокомерно покрикивая на заключенных, он весь был комок нервов. Как бы ему хотелось не думать о ней. Он не имеет на это права. Одна ошибка, один лишь промах — и…
Подошел Айви и отдал честь:
— Готово, сэр.
Джон Патрик обвел заключенных презрительным взглядом. Многие отвернулись, некоторые смотрели в пол.
— Ведите это отребье на корабль, и побыстрее. Нью-йоркскому палачу надоело ждать.
Джон Патрик пошел к двери впереди заключенных и, дойдя до стойки дежурного, остановился.
— Еще раз примите мою искреннюю благодарность. Я обязательно дам знать высшим по званию о том, какую неоценимую помощь вы нам оказали.
Офицер приосанился.
Джон Патрик элегантно отсалютовал дежурному офицеру, последовал за вышедшими заключенными и, встав во главе колонны, повел ее на пристань.
Несколько экипажей остановились, пропуская идущих. Английские офицеры, все в великолепных парадных формах, презрительно улыбались при виде американцев, которые всего за несколько недель превратились в ходячие тени в жалких, зловонных отрепьях.
Джон Патрик тоже позволил себе слегка улыбнуться, предвкушая изумление и злость этих же самых офицеров, когда поутру они узнают, что и заключенные, и один из кораблей Его Величества выбрали свободу.
Колонна беспрепятственно достигла пристани. Холодный туман опускался на город, и улицы совсем опустели. Заключенные тяжело, шаркая ногами, продвигались вперед. Незаметно они передавали один другому ключ и теперь шли, придерживая руками никого не сковывающие цепи. Если придется вступить в схватку, свободные руки очень даже пригодятся.
Они дошли до места, где на якоре стояла «Мэри Энн». Ярко горели корабельные фонари. При их свете Джон Патрик усмотрел на палубе только горстку людей. Почти все офицеры отправились на бал, а большая часть экипажа — в таверны. Филадельфия славилась как наиболее безопасная и защищенная от нападения гавань.
Джон Патрик увидел матросов, которые оттаскивали труп. Теперь надо было и тело, и связанного английского сержанта погрузить на «Мэри Энн». Мертвого потом похоронят в море. Джон Патрик не хотел, чтобы англичане нашли труп, ведь последний дом, который посетил английский офицер перед смертью, был дом Кэри. Если это станет известным, то положение может осложниться.
Оставив часть команды в темном месте у причала, он отобрал пятерых, переодетых в английские мундиры, и строем они приблизились к кораблю. Джон Патрик стоял впереди, ожидая, когда его увидит дежурный офицер.
— У меня есть разрешение на погрузку. Но сначала мы должны выяснить, есть ли на корабле все условия для перевозки заключенных, — генерал Хоу желает удостовериться, что они не смогут бежать.
Офицер вознегодовал:
— Но мы уже два года возим заключенных.
— Генерал Хоу знает об этом, однако данная партия рассматривается им как особо опасная.
Младший офицер заколебался:
— Но на борту нет капитана.
— Мы поднимемся всего на несколько минут. Сам мечтаю успеть на бал. И мне очень не хочется сообщать генералу, что я не встретил у вас желания помочь.
Офицер сдался, и Джон Патрик со своими людьми поднялся на борт.
— Мы постараемся не будить остальную команду. А сколько людей на борту?
— Всего десять, — очень кстати сообщил офицер.
— Благодарю вас, — ответил Джон Патрик.
Одновременно один из поднявшихся на борт скользнул за спину офицера, а другой заткнул ему рот кляпом. Через десять минут весь сонный экипаж «Мэри Энн» был захвачен врасплох и заперт в трюме вместе с сержантом, доставленным из дома Кэри.
Джон Патрик подал сигнал ожидавшим у причала, и все поднялись на борт, громко радуясь обретенной свободе.
Теперь Джону Патрику предстояло вернуться к семейству Кэри, а также попытаться найти Ноэля. При мысли, как отнесется к этому Аннетта, душу его охватила тревога.
Господь да поможет им всем.
Аннетта не предполагала, что может ощущать столь сильную ярость. Чувство это заполнило ее всю и не находило выхода. Бессильная ярость — что же может быть унизительнее?
Она ошибалась, о как она ошибалась!
Ее дом во второй раз захватили враги, хрупкая безопасность отца разлетелась вдребезги, как стекло под ударом молота. Мысль, что угроза исходит от человека, которому она доверяла, кто стал ей так небезразличен, была особенно тяжела. И тем не менее душу ее раздирали чувства противоречивые. Как бы она ни презирала этого человека, она знала, что не сможет выдать его английским властям и принять на себя ответственность за его смерть. Она даже не смогла бы еще раз выстрелить в него. Воспоминания о прежнем лишали ее сил, а его прикосновение вновь возбудило волнение. Она хотела, чтобы он оставил ее дом, ее семью в покое. И все. С остальным она справится сама.
