— Входи, ты явился кстати! — воскликнула весело госпожа, придвигая стул к огню. — Мы тут вдвоем, и нам отчаянно нужен третий, кто растопил бы между нами лед; и ты как раз тот, кого мы обе для этого избрали бы. Хитклиф, я горда, что могу наконец показать тебе особу, которая любит тебя безрассудней, чем я. Ты, конечно, почтешь себя польщенным. Нет, это не Нелли, не смотри на нее! Это у моей бедной золовушки разбито сердце от одного лишь созерцания твоей телесной и духовной красоты. Теперь, если пожелаешь, ты можешь стать Эдгару братом! Нет, нет, Изабелла, не беги, — продолжала она, с напускною игривостью удерживая смущенную девушку, которая в негодовании встала. — Мы тут с ней из-за тебя сцепились, как две кошки, Хитклиф! И меня, куда как превзошли в изъявлениях преданности и восторга! Мало того, мне дали понять, что если б только я держалась в стороне, как требуют приличия, то соперница, вздумавшая со мной потягаться, пустила бы в твое сердце стрелу, которая сразила бы тебя наповал, и мой образ был бы предан вечному забвению!
— Кэтрин! — сказала Изабелла, призвав на помощь все свое достоинство и гордо отказавшись от попытки вырвать из крепких тисков свою руку. — Я попросила бы вас придерживаться правды и не клеветать на меня хотя бы и в шутку! Мистер Хитклиф, будьте добры, попросите вашу приятельницу отпустить меня: она забывает, что мы с вами не такие близкие знакомые; и то, что ей в забаву, для меня невыразимо мучительно.
Так как гость ничего не ответил и сел на стул с видом полного безразличия к чувствам, которые он ей внушил, Изабелла отвернулась от него и шепотом взмолилась к истязательнице, чтобы та ее отпустила.
— Ни за что! — вскричала в ответ миссис Линтон. — Я не хочу еще раз услышать, что я собака на сене. Ты останешься. Так вот, Хитклиф! Почему ты не выражаешь радости по поводу моего приятного сообщения? Изабелла клянется, что любовь Эдгара ко мне ничто перед любовью, которой она пылает к тебе. Помнится, она утверждала что-то в этом роде; правда, Эллен? И со вчерашнего утра, после нашей прогулки, она постится от горя и ярости из-за того, что я услала ее, полагая твое общество для нее неприемлемым.
— Я думаю, что ты оговорила девицу, — сказал Хитклиф, повернувшись к ним вместе со стулом. — Мое общество ей нежелательно — во всяком случае, сейчас!
И он посмотрел на предмет их спора, как иные смотрят на странное и отвратительное животное: например, на индийскую сороконожку, которую с любопытством разглядывают, хоть она и вызывает гадливость. Бедняжка не могла этого перенести: она то бледнела, то краснела, и с повисшими на ресницах слезами изо всех сил старалась разжать своими маленькими пальчиками цепкую руку Кэтрин; но, убедившись, что едва она оторвет от своей руки один ее палец, как та еще крепче прижимает другой, и что ей никак не отогнуть все сразу, она пустила в ход ногти: острые, они тотчас изузорили пальцы соперницы красными полукружьями.
— Вот она, тигрица! — вскричала миссис Линтон и, отпустив ее, замахала исцарапанной рукой. — Уходи, ради бога, и спрячь свое лисье лицо! Ну, не безрассудно ли показывать коготки «при нем»? Разве ты не догадываешься, какой он сделает вывод? Хитклиф, смотри: вот орудия пытки, ждущие, чтоб их пустили в ход, — береги свои глаза!
— Я бы их сорвал с ее пальцев, посмей она только пригрозить мне ими, — ответил он злобно, когда дверь за ней закрылась. — Но с чего ты вздумала дразнить таким способом девчонку, Кэти? Ведь не сказала ж ты правду?
— Чистую правду, уверяю тебя, — был ответ. — Она уже несколько недель сохнет по тебе. А сегодня утром она бредила тобой и излила на меня поток оскорблений, когда я выставила тебя перед ней в истинном свете — со всеми твоими недостатками, — чтоб охладить ее восторг. Но впредь забудь и думать об этом: я хотела наказать ее за дерзость, только и всего. Она мне слишком дорога, мой милый Хитклиф, чтобы я позволила тебе захватить ее и съесть.
— А мне она слишком противна, чтобы я стал ее есть, — ответил он. — Разве что по образу вампира. Ты бы услышала о странных вещах, доведись мне жить с ней под одною крышей и вечно видеть это приторное, восковое лицо: самым обыденным делом было бы через два дня на третий выводить радужные узоры на его белизне и превращать ее голубые глаза в черные, — они омерзительно похожи на глаза Линтона.
— Восхитительно похожи! — поправила Кэтрин. — Глаза горлинки, ангела!
— Она наследница своего брата, не правда ли? — спросил он, немного помолчав.
— Мне не хотелось бы думать, что это так, — возразила собеседница. — Бог даст, полдюжины племянников сведут на нет все ее права! А теперь выбрось из головы эти мысли, ты слишком падок на соседское добро: не забывай, что добро «этого» соседа — мое добро.
— Оно точно так же было бы твоим, когда принадлежало бы мне, — сказал Хитклиф. — Но если Изабелла Линтон и глупа, едва ли она — сумасшедшая. Итак, последуем твоему совету и не будем больше касаться этого вопроса.
В разговоре они его больше не касались; и Кэтрин, возможно, забыла и думать о нем. Но гость, я уверена, весь тот вечер часто к нему возвращался в мыслях. Я видела, как он улыбался самому себе — вернее, скалился, и погружался в зловещее раздумье, когда миссис Линтон отлучалась из комнаты.
Я решила следить за ним. Сердце мое неизменно тянулось к моему господину, и я всегда держала его сторону, а не сторону Кэтрин; и, думается мне, по справедливости, потому что он всегда был добрым, верным и достойным; а она — не скажу, чтобы она была в этом смысле полной ему противоположностью, но она разрешала себе такую свободу, что я не очень-то доверяла ее нравственным правилам и еще того меньше разделяла ее чувства. Мне хотелось, чтобы какой-нибудь случай мирно избавил и Грозовой Перевал и Скворцы от мистера Хитклифа, чтобы жить нам, как мы жили прежде, до его возвращения. Его приход к нам бывал для меня всякий раз, как дурной сон, и, мнилось мне, для моего господина тоже. Мысль, что Хитклиф живет на Грозовом Перевале, угнетала нас неизъяснимо. Я догадывалась, что господь предоставил там
