— Вовсе нет, — вежливо возразила Элеонора. — Мой отец тоже был поклонником Месмера. Он использовал некоторые формы гипноза, чтобы облегчить моей матери боль при родах — и когда рождался мой брат, и когда я сама.
— Правда? — холодно спросила Нинья Мария, и ее желтовато-зеленое муаровое платье сверкнуло при глубоком вздохе, вызванном нескрываемым раздражением. Сильно декольтированное платье открывало контуры груди, где на прекрасной золотой цепи расположился огромный топаз. Серьги с топазами сверкали в ушах, а ее прическу венчал султан, прикрепленный к волосам брошью. За спиной Ниньи Марии, в конце стола, стояла индейская девочка с блестящими глазами. Она держала веер из перьев канарейки, который уже носила на приеме. Девочка махала им все медленнее, а глаза, затененные густыми ресницами, неотрывно следили за тем, как ее хозяйка тянется к горке конфет в вазочке.
Элеонора перестала обращать внимание на недовольство дамы Уокера. Она научилась пропускать мимо ушей ее насмешки и не реагировать на вздорные манеры во время бесконечной трапезы. Ей было жаль девочку, которая вынуждена стоять и махать так долго тяжелым веером. В порыве сочувствия она взяла розовую конфету и дала ей.
Лицо девочки засияло от радости, она схватила конфету и, даже не поблагодарив, сунула в рот.
— Сеньорита Виллар, — сказала испанка, — я вынуждена просить вас не подкармливать мою служанку. Ее нельзя портить, ей не полагается просить объедки со стола.
— Но она выглядит такой усталой и голодной, — ответила Элеонора.
— Ее накормят в положенный час, когда она выполнит свои обязанности.
— Она же ребенок. Вы хотите сказать, что девочка еще и не ела?
— Вам не стоит так беспокоиться. Она индианка. То есть животное, у которого есть имя. Они вообще способны обходиться гораздо меньшим, чем это создание получает от меня, уверяю вас.
Нинья Мария говорила с гонором, присушим аристократке, когда речь шла о челяди; считалось же, что она посвятила себя делу демократии, идее освобождения простого народа. Будучи гостьей генерала и страны Никарагуа, Элеонора чувствовала, что не вправе указывать на ошибки этой женщине, но лицо ее, снова повернувшееся к мужчинам, было строгим и сердитым.
— Ты одобряешь мой выбор Фэйсу в качестве командира Гранады? — спросил Уокер.
— Он хороший офицер, — кивнул Грант. — Высокомерен, но это совсем неплохо для человека, чья задача — защищать воды Никарагуа с одной-единственной военной шхуной.
— Конечно, люди сколько угодно могут смеяться над нашим боевым флотом из одного корабля. Но посмотрим, кто будет смеяться последним.
— Мне не нравится, что они смеются, — перебила Нинья Мария высоким резким голосом. — Как это тебя назвали американские газеты? Дон Кихот Центральной Америки? Я этого просто не понимаю.
Уокер улыбнулся.
— Кто знает, что они под этим подразумевают? Вполне возможно, считают меня идеалистом, борющимся с ветряными мельницами. Единственный, кто может освободить народ, — это он сам, или что-то в этом роде, как твердят консерваторы всего мира. Они не верят в объективность помощи со стороны. Но либералы пристально наблюдают за мной с тех пор, как я выступил в «Крещент» и «Дейли Геральд» против рабства, за свободную торговлю, за избирательное право женщин и право на развод.
— Большинство молодых людей — либералы. — Голос Ниньи Марии был нежным, но на лице появилась улыбка превосходства. — А когда они становятся старше, то усваивают трудные уроки ответственности. И целесообразности.
Уокер посмотрел на нее.
— Такая холодная философия обычно используется для оправдания определенной цели.
— Право же, Уильям… — начала было она, и мимолетное выражение неловкости промелькнуло на ее лице.
— Да? — голос его звучал мягко, но в глубине глаз зажегся огонек.
Когда женщина опустила веки, уйдя от спора и замолкнув, он обратился к Гранту.
— Нинья Мария, понимаешь ли, несмотря на то что в 1824 году конфедеративным конгрессом Центральной Америки рабство было запрещено, предлагает его возродить.
После долгого молчания Грант спросил:
— Вы имеете в виду — восстановить рабство в Никарагуа?
— Совершенно верно.
— Почему?
— Почему? — сердито переспросила Нинья Мария, вскинув голову. — Мы — аграрная страна и, чтобы развиваться, должны экспортировать продукты. Чтобы экспортировать их, надо обрабатывать землю. А для этого нужна организация и дешевая рабочая сила. Другими словами — рабы.
— Вы рискуете противостоянием с правительством Соединенных Штатов и нашим возможным союзником Великобританией, — сказал Грант.
— А какие у вас гарантии, что американское правительство когда-нибудь признает нас и тем более — захочет помочь? Мы оказываем почести министру Уиллеру, но он ничего не делает. С другой стороны, южные штаты будут сочувствовать нам. Если они разойдутся по этому вопросу с Соединенными Штатами, как угрожают, мы получим их поддержку.
— Если… — коротко подчеркнул Грант. Нинья Мария откинулась назад, пламя гнева зажгло ее щеки.
— Очень хорошо, осторожность не помешает. Но нужны также сила и натиск. Мы должны консолидировать нашу позицию, прежде чем легитимисты сумеют оправиться. Если мы этого не сделаем, в Никарагуа снова поменяется правительство. Уже шестнадцатое. И это меньше чем за шесть лет. События не станут развиваться в нужном направлении без наших усилий. Нужно действовать.
— Действовать, но не ради самого действия. Нельзя действовать, не обдумав все.
Женщина не ответила. Повисло молчание. Уокер повернулся к Элеоноре.
— А вы, мадемуазель? Не могли бы вы предложить нам свою точку зрения на эту трудную проблему?
— Я здесь еще не так долго, чтобы составить собственное мнение. И в любом случае, я сомневаюсь, чтобы оно могло как-то повлиять на вас.
В его глазах промелькнуло нечто, что подсказало Элеоноре: генерал Уокер оценил дипломатичность ее ответа, хотя вслух ничего не сказал. Изящным жестом руки, покрытой веснушками, он указал на Гранта.
— Грант прав. Предложение восстановить рабство было бы сейчас преждевременным, хотя лично я считаю отношение правительства Соединенных Штатов лицемерным, поскольку рабство ныне еще живо, оно легально существует в округе Колумбия. Однако, как уже сказала Нинья Мария, есть настоятельная необходимость пополнить казну. Я изучил отчеты «Транзит Компани», из которых ясно, что она должна правительству Никарагуа весьма значительную сумму по контракту, который разрешает перевозить пассажиров через территорию Никарагуа чартерными рейсами. Речь идет о сумме в десять тысяч долларов в год голос десять процентов от прибыли. Десять тысяч были заплачены за годы, начиная с 1849 и по 1852 год. Но несмотря на опубликованные в Нью-Йорке ежегодные отчеты о прибылях, превышающих два миллиона долларов за этот период, Никарагуа никогда не получала этих процентов, а за последние три года вообще ничего не заплачено.
