— Он их нашел? — спросила Элеонора.
— Когда они хотят, чтобы их нашли, их находят.
— И что?
— Почему он не остался? Нет, он остался с ними на четыре года. Достаточный срок, чтобы научиться выживать в бесплодной пустыне, чтобы завоевать индейское имя — Железный Солдат и гордиться им. Достаточно, чтобы понять: отцовской крови в нем мало, чтобы быть индейцем. Он оказался слишком цивилизованным, чтобы быть диким, и слишком диким, чтобы быть цивилизованным. Так что единственное, что ему оставалось, — стать солдатом. Этому его научили. Ему повезло. Мексика объявила войну, и он вступил в армию Соединенных Штатов.
— Любопытная точка зрения на войну как на счастливый случай, — сказала Элеонора.
— Тем не менее военное дело стало его профессией.
— Без сомнения, после того как в Мехико заключили мир, он был рад, что подвернулся Уильям Уокер.
— Все те, кому необходима война, чтобы сражаться, были рады, — ответил Луис на предыдущий вопрос Элеоноры.
— И вы… Вы себя относите к ним?
— А это уже другой рассказ. И он вас вряд ли заинтересует.
— Почему нет? — спросила она. Но он отказался отвечать, не стал продолжать разговор и не смотрел в ее сторону.
— Послушайте, — предложил Луис и стал напевать приятную веселую песенку о любви с легко запоминающимся припевом. Когда последний звук замер, Элеонора так и не смогла понять, хотел ли он просто ее развлечь или объяснить то, чего не мог выразить словами.
Тень от крыши медленно передвигалась по полу галереи. Яркая голубизна неба тускнела с надвигающейся жарой, но Луис все не уходил. Он говорил, перескакивая с одной темы на другую, — о снабжении продуктами лагерной кухни никарагуанскими индейцами, у которых свои понятия о съедобном, об отношениях Уокера с Ниньей Марией, мешавших делам.
Они замолчали, услышав скрежет ключа в двери. Грант остановился, высоко подняв голову, его ноздри гневно трепетали. Форма его была в полном порядке, металлические пуговицы и сапоги блестели, бриджи отглажены. Безукоризненный облик немного нарушал засунутый за пояс револьвер с перламутровой рукоятью.
Какое-то время Элеонора не могла отвести глаз от посеревшего лица Гранта, вспоминая о последнем утреннем выстреле на площади. Его губы были плотно сжаты, а глаза — темные и пустые под выступающими надбровьями. Потом гнев исказил его лицо.
Элеонора подавила в себе желание вскочить. Ей было неприятно, что он возвышается над ней, но почему она нервничает? По ее представлениям, она не сделала ничего предосудительного. Она не должна быть настолько преданной полковнику. Если бы только она еще не чувствовала себя такой виноватой!
— Опять здесь, Луис? — справившись с собой, насмешливо спросил он. — Я не знал, что тебе нечего делать. Мне надо попросить генерала найти тебе какое-нибудь занятие.
— Весьма великодушно с твоей стороны, мой друг. Но я не хотел бы беспокоить тебя понапрасну. Не скука приводит меня сюда, а очарование. Плененные девушки всегда притягивают к себе спасителей.
— Рыцарство, Луис? Я думаю, тебя отвергли.
— Ты не веришь мне? Конечно, нет. На твоем месте я бы тоже не верил. Я, конечно, мог бы оголить перед тобой мою грудь, чтобы ты осмотрел ее. Но даю тебе слово, ты не найдешь на ней отпечатка железной ажурной решетки. Ты ничего не найдешь и у Элеоноры, хотя я был бы чрезвычайно счастлив помочь тебе посмотреть.
Покраснев, Элеонора наблюдала, как мужчины обменивались репликами, за которыми несказанного было больше, чем сказанного. Луис не спеша поднялся на ноги, держа гитару одной рукой. Лицо его сохраняло гордое кастильское выражение, но в глазах светилась печаль.
Вдруг Грант улыбнулся. Он откинул полу кителя, пошарил в кармашке для часов, вынул ключ, просунул его через решетку и отдал Луису.
— Вот. Открой сам. Сеньора Паредес — прекрасная кулинарка, и ты можешь пообедать с нами.
— Я принимаю твое приглашение. — И, шагнув вперед, Луис вставил ключ в замок.
Грант повернулся, протянул тяжелую загорелую руку Элеоноре, и в его взгляде загорелись искорки юмора. Ладонь его была теплой, а хватка крепкой, он без усилий поставил ее на ноги и, обняв за плечи, прижал к себе.
Чтобы угодить обоим мужчинам, сеньора Паредес постаралась на славу. Хотя она была совершенно лишена фантазии, но, как сказал Грант, готовила превосходно. Блюда оказались хорошо приправлены, мясо нежное, соусы острые и густые, а на десерт, как всегда, свежие фрукты, на этот раз апельсины. Золотисто-красные шары были уложены горкой в деревянную плошку со вставленным между ними ножом для фруктов.
Взяв нож и апельсин, Грант откинулся на спинку стула.
— Когда я подошел к входу, мне пришлось объяснять, кто я такой, двум охранникам, прежде чем меня пустили в собственный дом. Это твои телохранители, Луис?
Луис посмотрел на стакан с вином в руке, затем поднял глаза.
— Твои, мой друг.
— Мои? Почему? С какой стати?
— Кое-кто очень ревнует тебя, ревнует к тому, что генерал тебе доверяет. Некоторые находят, что твой авторитет мешает осуществлению их планов. И если убийца может добраться до лестницы, ведущей в апартаменты Уокера, он может добраться и до тебя.
— Я всегда считал, что способен сам за себя постоять и обойтись без нянек, — снисходительно заметил Грант.
— Надеюсь, ты меня простишь, если я напомню тебе, что ты уже не один?
— Понятно, — кивнул Грант. — Другими словами, это значит, что ты заботишься не только обо мне. Луис наклонил голову.
— Как ты правильно говоришь, ты можешь о себе позаботиться. А Элеонора нет.
Рассматривая апельсин, который чистил, Грант заговорил не сразу. Разрезав фрукт пополам, одну половину он положил на тарелку Элеоноры, потом поделил свою часть на дольки и взглянул на Луиса.
— Ну хорошо, оставим, если ты вполне уверен, что им можно доверять.
— Это мои люди. Из моего отряда, — резко ответил Луис.
— Я уверен, что тебе они преданы. Но охранять-то они будут меня и то, что принадлежит мне.
Когда они закончили есть, Грант снова отправился в Дом правительства, захватив с собой Луиса. Элеонора собрала посуду и выставила на галерею, с удивлением обнаружив, что решетка не заперта. Это, конечно, не имело никакого значения, она не собиралась никуда уходить, пока судьба Жан-Поля все еще в руках Гранта. И уж конечно, у нее не было никакого желания расхаживать по галерее, да к тому же в мужском халате.
В жаркий полдень она вздремнула, а проснулась с чувством тяжести и дурмана в голове. Кожа повлажнела от пота. В дверь легонько постучали. Это была сеньора. Элеонора села, подобрав волосы с влажной шеи.
