Наконец она опустила руку, откинулась на подушку и удовлетворенно вздохнула.
Рауль ждал, что она скажет. Объяснит ли она свои действия, потребует ли, чтобы он объяснил свои? Но не дождался.
Он открыл глаза и взглянул на нее.
Ее пальцы лежали на ее лбу. Глаза были закрыты. Ее лицо, ее тело расслабились.
Она спала.
Вздрогнув, Виктория проснулась.
Кто-то склонился к ней. Кто-то очень сердитый.
Она открыла глаза и села.
— Извините.
Рауль, полностью одетый, стоял возле софы рядом с ее головой, поправляя галстук, — высокий, темноволосый и явно не испытывающий ни малейшего раскаяния.
Она огляделась вокруг. В окно заглядывали лучи утреннего солнца, на деревьях за окном чирикали птички.
Почему же Рауль такой сердитый?
— Я еду в Тонагру, чтобы окончательно договориться о продаже жеребенка, — сказал он, — но перед отъездом хотел предупредить вас, что я не обсуждал вопрос о Данеле и своих сомнениях относительно своей нынешней стратегии ни с кем, кроме вас. Прошу вас тоже ни с кем не говорить об этом.
Она поморгала, глядя на него и не вполне придя в себя после пережитого во сне страха. Потом ей вспомнилось, как они провели время в этой комнате, как обсуждали его стратегию, его семью и его опасения. Он доверился ей, а теперь опасается, что она все это разболтает.
— Если я узнаю какую-то тайну, я о ней не болтаю. Почему вы думаете… — начала было Виктория, но потом сообразила: — Значит, вы думаете, что в Тонагре я упомянула о том, что вы принц, потому что обожаю всякие скандалы? Уверяю вас, сэр, что если бы я знала, что вы действительно королевский наследник, которому предстоит вернуть захваченный трон, я бы никогда не сказала об этом ни слова. Никогда!
Он одарил ее белозубой улыбкой.
— Я верю в вашу способность хранить тайну.
Виктория кивнула.
— Поэтому есть смысл предупредить вас теперь, не так ли?
Он воткнул бриллиантовую булавку в складку галстука и застегнул ее.
— Клянусь, что все, о чем мы говорили в этой комнате, останется строго между нами.
Он вгляделся в ее лицо, как будто отыскивая что-то, и кивнул.
— Я тоже клянусь. — Рауль направился к двери, открыл ее, потом, чуть помедлив, обернулся к Виктории. — Неужели так трудно поверить, что я король?
— Да. Вы мне кажетесь самым нормальным человеком.
Он рассмеялся.
— Вы слишком добры ко мне.
Он шагнул за порог и плотно закрыл за собой дверь.
Виктория смотрела ему вслед, пытаясь сообразить, что все это значит. Не слова — слова она поняла. Но враждебность, которую она заметила ранее. Почему он почувствовал к ней враждебность? Его никто не заставлял оставаться здесь против воли. И прошлой ночью отношения между ними были вполне корректны: они разговаривали и…
Она прищурилась.
И что? Хотя она была полусонной, она отлично помнила, что они говорили о Данеле, помнила, как Рауль приложил к сердцу кулак, помнила, как Рауль ласкал ее лицо…
Потом он поцеловал ее — в этом она была уверена. И она… она тоже поцеловала его. Она держала его за запястье.
Но потом… Неужели она заснула? Казалось бы, это невозможно. Как она могла заснуть? Она не доверяла ни одному мужчине, тем более Раулю Лоренсу, который три года назад столь неистово целовал ее и всего два дня назад похитил ее.
У нее кровь застыла в жилах, когда она представила себе, что он с ней сделал, пока она спала.
Потом ее возмущение прошло.
Она хорошо знала, что он ничего с ней не сделал. Не такой он мужчина, чтобы воспользоваться тем, что женщина спит.
От Рауля можно не ждать никакого подвоха.
В дверь постучали. В комнату заглянула Амайя.
— Мисс Кардифф, я принесла воды, чтобы вы могли умыться, — сказала она.
— Входи. — Виктория поднялась. — Хотя, откровенно говоря, я обычно одеваюсь сама.
— Да, мисс. Но поскольку я здесь, я вам помогу. — Амайя отнесла воду в туалетную комнату, потом вернулась и, сделав реверанс, спросила: — Какое платье вы пожелаете надеть сегодня?
— Черное, пожалуйста.
Служанка отправилась в гардеробную и вернулась с двумя черными платьями и коричневым, которое было надето на Виктории вчера.
— Я почищу и выглажу коричневое платье, как только управлюсь с делами, — сказала она.
— Спасибо, — поблагодарила Виктория и отправилась умываться.
Вернувшись, она обнаружила, что софа приобрела свой обычный вид, постельные принадлежности сложены и убраны, в вазе стоят цветы, а свежее нижнее белье и черное платье разложены на кровати. Судя по всему, о ней будут хорошо заботиться, пока она гостит в замке мистера Лоренса.
Амайя, помогавшая ей одеться, немного осмелела.
— Я могу сделать вам прическу, — сказала она, окинув оценивающим взглядом косу Виктории.
— Я ношу простую прическу. Мне так больше нравится, — сказала та.
Какой смысл привыкать к роскоши?
— Да, но я могу сделать так, что каждая прядка волос будет отливать золотом.
Амайя, видимо, скучает по работе в отеле, подумала Виктория. А ведь это она виновата в том, что девушка теперь не работает там.
— Хорошо, сделай мне прическу, — сказала она.
— Наш король просил, чтобы вы провели первое занятие класса по обучению этикету сегодня, сразу после обеда. — Амайя усадила Викторию на стул и принялась работать над ее волосами. — Он сказал, что это позволит каждому отдохнуть во время дневной жары.
«Каждому, кроме меня».
Виктория провела утро за самыми разными делами: перетащила из кладовки небольшой комод, показала детям, как чинить гобелены, выучила с ними сотню английских слов, научившись при этом двум дюжинам морикадийских. И все это время она держала свои сомнения при себе. Но только оказавшись в главном холле под недоброжелательными взглядами двух сотен глаз, она поняла, что была права. Ей не удастся насладиться отдыхом, обучая этот класс.
— Мисс Кардифф?
Услышав голос Томпсона, Виктория подняла взгляд от письма, которое писала.
— Да?
— Мистер Лоренс сообщил, что вернется только после ужина. Он будет дома очень поздно. — Томпсон окинул взглядом главный холл, быстро заполнявшийся воинами, уставшими после целого дня военной подготовки. — Может, прислать вам поднос с едой в вашу комнату?
Она обдумала этот вариант. Можно, взяв еду на подносе, убежать и спрятаться за закрытыми дверьми, чтобы Просперо и его дружки ликовали, прогнав ее.
— А вы что предложили бы, Томпсон?
