— Ты поверил мне тогда, — улыбнулась Ксения.
Владислав предпочел промолчать, утаивая истинные причины, что двигали им в тот миг. Он ясно прочитал в глазах Ксении страх, но страх тот был за него, не иначе. Знать, в лесах был тот, кто способен был ему худое сделать. Ему, но не ей, раз она по своей воле с теми людьми уезжала. Вот и развернул тогда валаха из леса. Он бы ни в жизнь не отбил бы Ксению у тех людей один, коли нужда пришла бы такая. А вот с людьми своими, что в метели потерялись, но к тому времени окрест быть должны были, сумел бы отобрать ее из рук чужих.
— Все едино — что бы ни стряслось в утро то, оно тебя мне вернуло, — проговорил Владислав, прижимая ее к себе, касаясь губами светлых волос. — Вернуло, когда уже и не думал о том. А ныне твой черед. Как твой брат оказался в этих землях? Откуда проведал о тебе?
И теперь только голос Ксении звучал в тишине ночи, что опустилась над домом пана Ежи в этот темный час, а Владислав прислушивался к словам и молчал. Только раз он прервал ее. Когда она не могла не добавить в свой рассказ то, каким подобрала священника православной веры однажды около лесов этих — израненного, изможденного, усталого, еле держащегося на ногах от усталости и болезни. Когда заговорила о том, с трудом скрывая горечь в голосе.
— Его выгнали из церкви, плетьми секли за то, что против указа службы ведет для прихожан, — глухо говорила Ксения. — На твоей земле то, Владислав, было! На твоей!
— На моей, да не по моему указу на то! — не мог не ответить на это Владислав. — На моих землях много шляхты со своим умом ходит. За всеми не уследить! Да и не могу я против короля пойти. Ты ведаешь, что вера твоя против законов королевства и княжества, оттого и преследуют попов. Так сложилось… И так тому быть ныне. Обратной дороги уже нет, коли вера новая столько лет в землях живет. Не в моей воле переменить то, даже если попросишь о том. Вмешаюсь в распри те, поддержу схизматиков — не будет мне покоя в собственных землях, распри еще хуже пойдут. Пойми то! Но чинить тебе препятствий в том, что требы будешь давать в церкви веры своей, что будешь помогать тем, кому сердце зовет на подмогу, не буду, так и знай то.
Ксения хотела ответить ему на это, но решила промолчать пока о том, что уже странной уверенностью в душе ее жило, продолжила рассказ о встрече с братом в лесу, о том, как целый день после бок о бок провели с ним, как уехать решилась.
— И тут я виновна пред тобой, моя лада. Говорил мне Ежи — верь. Верь и жди! А я не верила… в тебя не верила, в любовь твою не верила. Прости и за то меня.
Она ласково провела ладонью по его лицу, с трудом сдерживая себя, чтобы снова не заплакать при мысли о том, как мог лечь ее путь жизненный далее, не поспей Владислав к рассвету. Запутала бы следы, да и метель ей та помощница была бы. Ушла бы с братом в Московию, и кто ведает, довелось бы увидеть Владислава снова. И Анджей, сынок ее… Даже сердце сжалось больно от подобной мысли.
— Следующим днем надо сани будет заложить да в Заслав возвращаться, — проговорил Владислав. — Андрусь, верно, уже в Замке. А может, в дороге еще… Так встретить надобно. А там к Пасхе и текун прибудет, думаю. Буду знать уже, какой дороги мне держаться.
— Чей текун? — насторожилась Ксения. В памяти еще живы были те дни, когда ждали гонцов с письмом из стороны, где сидел папа латинянский, те отказы, что раз за разом получал Владислав от того. — Ты в Варшаву зачем ездил?
— Прошение подавать королю о заступничестве в вопросе моего брака с схизматичкой. Чтобы тот поддержал мою просьбу к папе о венчании смешанном. Ныне, когда невестой шляхтянка названа, полагаю, что получу его. Не могу не получить…
Ксения резко села в постели, оглянулась на лики освященные лампадкой. А после обернулась к Владиславу, обхватила его лицо своими ладонями, зашептала быстро, сбивчиво, словно сама боясь тех слов, что с языка ныне слетали:
— Когда меня телом своим закрыл от пасти волка, когда на волосок от погибели с тобой были, я только одного боялась — что разлучат нас с тобой за чертой той, не смогу отыскать я тебя. Ведь веры разные, знать, и за той чертой миры разные будут. А я с тобой быть хочу во веки веков! И под небом этим, и в чертогах небесных! Не надо текунов ждать от папы латинянского. Не Ксения Калитина я уже, ушла из рода, от земли отчей ушла. Я — Катаржиной стану, имя приму это через крещение латинянское…
Владислав приподнялся в постели, чуть сморщив лоб от боли, что возникла в теле при этом движении, положил ладони на ее плечи, сжал слегка.
— Ты не должна делать того, коли против воли твоей! — она видела, что он не верит в ее желание, что не от нужды пришла она к тому решению. Сама надумала.
— Такова моя воля, Владек, мое желание, — улыбнулась она, и Владислав привлек ее к себе, обнял так крепко, что сам едва не застонал в голос от боли, по-прежнему доставлявшей ему беспокойство.
— Моя кохана, — прошептал он, целуя ее в висок, а потом добавил, вызывая легкий смех у Ксении. — Но и речи о Слуцке не будет! А коли и будет, то только со мной в качестве сопровождающего. И никак иначе!
Но Ксении не было нужды ехать в Слуцк. Для нее не было разницы, где покаяние в грехе страшном, что совершить намеревалась, принести — в монастыре ее веры или в церквушке, куда привыкла ездить за эти годы. Отец Паисий принял ее исповедь в том без единого упрека, только губы поджал на миг, перед тем как ответить на немой вопрос в ее глазах.
— Я должен порицать твое решение, пани, — произнес он. — Должен, но не стану делать того, ведая то, что в жизни твоей было, думая о том, что только предстоит тебе встретить в днях будущих. «Доколе все придем в единство веры», сказано в Писании Святом. Нет понимания в союзе мужа и жены без единства, не будет того единства без верования в закон единый. Сам Господь тебе дорогу выбрал, указав на мужа того. Только о заповедях Его не забудь, в чьей бы церкви свечи ни жгла! Да не оставит Он тебя милостью своей, в каком бы законе не чтила Его! Иди, покамест я не сменил решения своего, — выпростал священник руку из ее ладоней, не желая, чтобы она и долее поливала ее своими слезами. И Ксения ушла из этой маленькой церквушки, через слезы оглядывая и лики святые, и маленькие огоньки свечей, что трепетали перед образами. Такова доля моя, Господи, да не остави мя в ней!
Они пробыли еще пару дней в вотчине Ежи, невзирая на стремление Владислава срочно ехать в Заслав, чтобы убедиться в благополучном возвращении сына.
— Никуда он не денется! — ворчал Ежи добродушно, набивая табаком чубук. — С паничем и пан Тадеуш, и те товарищи, что душу вынут, а панича в обиду не дадут. Да и в королевстве ныне тихо, не то что раньше. Что-то не к добру то… Московиты что ль придут на порубежье, или шведы?
