— Если вы хотите связать свою судьбу с моей, — сказал он низким голосом, — мы поженимся в первом порту. Что скажете, миледи? Вы дадите слово пирату?
В ответ она обвила его шею, но не успели их губы встретиться, как тишину леса нарушил далекий пушечный залп.
— Другой корабль! — воскликнул Криспин. — А у нас нет орудий! Пойдемте, мы должны вернуться на берег.
— Это значит опасность?
— Нет, думаю, нет. Сейчас нам надо бояться только испанцев, а ни один испанский корабль и близко не подойдет к Острову Пиратов. Это, несомненно, какое-нибудь пиратское судно, а это может значить только то, что мы скорее уплывем отсюда и, — он поднес ее руку к губам, — и вы скорее исполните свое обещание.
Так, упоенные своим только что обретенным счастьем, они неспешно направились к берегу, но, когда они вышли к морю, их глазам предстала необычная картина. Они увидели перед собой широкую лагуну и покачивающийся на якоре большой корабль, на берегу в слепящем солнечном свете стоял человек. Он опирался на трость, на его губах играла задумчивая улыбка, а на белом песке у его ног четко вырисовывалась сгорбленная тень.
Среди фантастического великолепия кают-компании «Вампира», которое оба помнили столь живо и все же надеялись никогда не увидеть вновь, капитан Барбикан и леди Франсис ожидали того, что подготовила для них судьба. Они были одни, но снаружи стоял вооруженный пират. Криспина разоружили.
С виду Барбикан был спокоен, эта внешняя пассивность была лишь маской бессильного гнева — гнева на себя и свою предательскую команду, ничего не сделавшую, чтобы защитить своего капитана, на Гидеона Крейла, но больше всего на судьбу, вызволившую их из бури только для того, чтобы снова вернуть во власть горбуна. Но под этим гневом, как холодные спокойные глубины океана, не затронутые штормом, бушующим на поверхности, лежал страх, и страх не за себя. Мысль о том, что может произойти с Франсис, пугала и мучила его. Криспин стоял спиной к ней, но знал, что сейчас она сидела, съежившись в кресле во главе стола, и что в ее глазах снова был этот безнадежный ужас. Она не произнесла почти ни слова с того ужасного момента, когда они вышли из леса и наткнулись на поджидающего их Крейла. Тогда, побледнев, она молча подчинилась приказу взойти на борт «Вампира».
Криспин увидел, как от берега отошла лодка и направилась к фрегату, и вскоре различил в ней, кроме Сарна и Гидеона Крейла, Джонатана и лорда Маунтхита. Она покрыла уже половину расстояния до судна, когда он вдруг осознал, что это означает конец их уединения и что неизбежное расставание будет скоро, возможно, навсегда. Он обернулся.
— Они плывут, — тихо сказал он. — Джонатан и Маунтхит тоже пленники.
Франсис взглянула на него. Ее синие глаза потемнели от ужаса, а лицо покрылось такой мертвенной бледностью, что побелели даже губы. Поднявшись на ноги, она протянула к нему руки. Он обнял ее, и она прильнула к его груди.
— Франсис! — сказал он хрипло и смолк, поскольку говорить вдруг стало нечего. Утешение и ободрение были бы пустой ложью, а чувства оказались слишком глубоки для простых слов. Воцарившуюся тишину наполнили самые разнообразные звуки: они слышали плеск волн, ударяющихся об остов фрегата, скрип и шлепанье по воде весел приближающейся лодки. Наконец она стукнулась о бок судна, и, услышав, как ее пассажиры поднимаются на борт, они поняли, что их время истекло и конец близок.
— Криспин. — Франсис подняла голову. — Смерть близка. Они могут сохранить мне жизнь, но я клянусь, что найду способ последовать за тобой, прежде чем… — Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. — О боже! Если бы я могла умереть сейчас, в твоих объятиях!
Послышались шаги. Криспин наклонил свою темную голову для поцелуя, и именно это последнее трагическое объятие и увидел Гидеон Крейл, когда вошел. На мгновение он замер в дверях с отвратительной гримасой на лице, а затем, шагнув вперед, насмешливо заговорил:
— Вы несколько свободны в своих ласках, моя дорогая Франсис.
Он неторопливо подошел к креслу, и за ним в каюту вошли два его новых пленника под охраной Сарна и его французского помощника. Хэл и Джонатан не были связаны, но рапиру у виконта забрали. Гидеон откинулся в кресле и рассматривал своих пленников с явным удовлетворением.
— Не хочу оскорблять вашего ума, — объявил он, — а потому даже не стану говорить, как тщетна будет любая попытка сопротивления. Просто скажу, что и капитан Сарн, и Жан-Пьер вооружены и что я, — он вынул из кармана пистолет и положил его на стол перед собой, — считаюсь довольно метким стрелком.
— Мерзавец! — выкрикнул Маунтхит и сделал шаг вперед. — Неужели вы воображаете, что можете убить нас и остаться безнаказанным? На этот раз ваши планы известны многим, теперь вы уже не прячете свою враждебность под маской дружбы. Вы открыто связались с этими головорезами и в итоге отправитесь на виселицу вместе с ними!
— Мой дорогой Хэл, вы утомляете меня! Но могу предположить, что вы говорите не подумав. Поразмыслите, прошу вас! Вы четверо покинули Порт-Рояль более чем три месяца тому назад, и с тех пор вас не видела ни одна живая душа. Естественно, предположили, что ваш корабль не выдержал шторма, последовавшего вскоре после вашего отплытия, и пошел ко дну. Вы считаетесь погибшими.
Эта сторона дела явно не приходила виконту в голову. Он прикусил губу, и его красное лицо побелело. Тогда из другого угла каюты заговорил Криспин. Он подвел Франсис к креслу и теперь стоял рядом с ней, держа ее за руку.
— Вы полагаете, что такой секрет можно удержать в тайне, когда его знает две сотни людей? Да всех богатств Вест-Индии не хватит, чтобы купить их молчание.
— Я заставлю их молчать страхом, а не взятками.
Криспин коротко рассмеялся:
— Вы считаете, что сможете удерживать в подчинении двести человек Берегового Братства? Вы льстите себе, мистер Крейл.
— Я не настолько глуп, мой дорогой капитан. Есть человек, которого они боятся так, как никогда не станут бояться меня, — вашего старого друга и командира сэра Генри Моргана. Ваши люди не любят вас, Барбикан, но они не допустят, чтобы до его ушей дошло, что они предали вас смерти. Власть Моргана слишком сильна, а его реакция на предательство друга крайне непредсказуема.
— Морган находится в Лондоне, — уверенно сказал Криспин. — А оттуда он мало чем может помочь мне и причинить вред им, даже если бы он и был так настроен.
Гидеон расплылся в улыбке, которую вполне можно было бы счесть благосклонной, если бы не злость, таившаяся в его темных глазах.
