Элис направилась через весь зал в его сторону.
– А если бы вы приказали им сесть на корточки или перевернуться с ног на голову, они бы вас послушались? – саркастическим тоном осведомилась она.
Лукас приподнял брови. Она явно пребывала в самом скверном расположении духа.
– А я и не предполагал, мисс Кендалл, что у вас есть чувство юмора.
– У меня его нет.
– Ну, разумеется. Вы женщина серьезная, деловая и потому не можете одобрить того, что происходит в этом заведении.
– Кстати, по поводу этого заведения. У меня к вам есть вопрос.
Она быстро преодолела оставшееся между ними расстояние, и ему совсем не понравилась та радость, которую он испытал при ее появлении. Казалось невероятным, но он совершенно не владел собой, стоило ему оказаться рядом с ней. Еще никогда он не отдавался до такой степени на милость своего тела. Если бы она не отстранилась от него в тот самый день, когда они находились вдвоем в ее конторе, без сомнения, он бы овладел ею прямо тут же, на месте – возможно, на письменном столе. И, по правде говоря, если он и сожалел о чем-нибудь сейчас, то лишь о том, что не сделал этого. Будь они прокляты, эти невинные глаза!
Ни о чем не подозревая, Элис подошла к нему еще ближе. Когда она остановилась прямо перед ним и заговорила, все образы письменных столов и соблазнительных сцен развеялись в один миг.
– Что это за запах? – осведомилась она, помахав рукой перед самым своим носом.
Лукас насторожился и отступил на шаг.
– Какой запах?
Она обвела рукой помещение.
– Он здесь повсюду.
– А, вот вы о чем. Это одно из восточных благовоний, предназначенных для того, чтобы помочь человеку расслабиться. Добавьте к этому немного хорошего ликера, и вы получите идеальное сочетание, способное унести все заботы и тревоги мужчины прочь. Вы уверены, что не хотите коньяку?
– Не пытайтесь подпоить меня, мистер Хоторн.
– Подпоить вас? – повторил он, недоверчиво наморщив лоб. – Боже мой, я уже и не помню, от кого в последний раз слышал эти слова. Возможно, от матери.
Тут он вдруг простонал.
– Что еще случилось?
– Ничего. Просто я вспомнил о том, что моя мать хочет показать мне несколько образцов краски. Без сомнения, они окажутся красными, ярко-зелеными или канареечно-желтыми.
– А для чего краска?
– Я перестраиваю для нее городской особняк, расположенный по соседству.
Он бросил взгляд на стопку бумаг, оставленных им на стойке бара рядом с моделью архитектора, представлявшей будущее строение в уменьшенном виде. Он заметил внезапный и неподдельный интерес Элис, когда та медленно, словно затаив дыхание, протянула руку и провела пальцем по изящно вылепленной изгороди вокруг того, что когда-нибудь станет пышным садом.
– Вам нравится? – осведомился он.
– Это просто восхитительно, – ответила она с благоговейным трепетом, хотя он мог уловить в ее голосе нотку печали. – Но разве у вашей матери нет своего дома? Я имею в виду Хоторн-Хаус.
– Да, вы правы, – пробормотал он, – но сейчас она там не живет. Она переехала сюда, ко мне.
– Сюда? – Она резко повернула голову и недоверчиво уставилась на него. – В мужской клуб?
– Всего лишь на время, – заявил он, нахмурившись, – хотя это время растянулось на три долгих месяца. Но как только мне удастся сделать это место пригодным для жилья, она соберет вещи и переберется туда. То есть, – добавил он, потирая пальцами брови, – если мой отец в конце концов не образумится и не убедит мать вернуться домой.
При упоминании об отце в его голосе появилось раздражение. Элис это заметила и как-то странно посмотрела на него.
– Вы не любите своего отца? – спросила она удивленно.
– Скажем так, мы с ним на многие вещи смотрим по-разному.
На ее лице появилась гримаса неодобрения.
– Но ведь он ваш отец, – заявила она наставительным тоном, словно учительница в начальной школе. – Человек, которого вы обязаны любить и уважать.
– Как вы сами?
Она гордо расправила плечи.
– Я люблю и уважаю своего отца. Более того, я им восхищаюсь.
– Если не считать ваших речей перед жюри присяжных. Элис только хмыкнула в ответ.
– Кстати, о присяжных. Они наверняка пожелают узнать поточнее, какого рода бизнесом вы занимаетесь здесь, в «Найтингейл-Гейте».
– Что вы имеете в виду?
– Насколько я понимаю, это клуб, где собираются люди со средствами, чтобы выпить и поиграть в карты.
– Да, так оно и есть.
– Тогда к чему все эти полураздетые женщины? Я уже начала задаваться вопросом, не попала ли я на самом деле в дом терпимости.
Он не знал, удивили его эти слова или привели в ярость, хотя для этого и не было видимых причин. Прошли многие годы с тех пор, как кто-то в последний раз позволил себе рассуждать о том, как далеко могут зайти женщины в его заведении. Об этом знали все, и те, кто позволял себе переступить черту, получали урок, который долго не могли забыть. Никто не смел заигрывать с женщинами, из «Найтингейл-Гейта».
Собрав все свое самообладание, Лукас произнес:
– Неужели вы на самом деле думаете, что я позволил бы своей матери жить в борделе?
Элис ничего не ответила.
– У меня много грехов, мисс Кендалл, – произнес он холодно, – но торговля живым товаром не входит в их число. Я предлагаю посетителям спиртное, азартные игры и танцовщиц, но не проституток. Мужчины могут только смотреть на них.
Судя по всему, Элис испытывала сейчас огромное облегчение, словно она попробовала на ощупь воду и вот теперь получила тот ответ, на который надеялась.
– Более того, – добавил он не без злорадства, – это место, куда мужчины могут прийти, чтобы посидеть в тишине и покое, наслаждаясь прекрасным бренди, сигарой и приятной беседой, не опасаясь, что жена или ребенок прервут их или начнут изводить своей болтовней.
Эта часть ответа понравилась ей куда меньше.
– Не все жены склонны к болтовне или придиркам, – возразила она. – Некоторые из них даже могут стать для своих мужей добрыми друзьями, верными спутницами и помощницами.
– Когда дело доходит до женитьбы, мисс Кендалл, мужчина не ищет себе доброго друга. Ему нужна женщина, которая может позаботиться о его доме и семье. Женщина, которая подарит ему детей и будет их любить.
– Я готова дать ему детей и любить его!
Эти слова прозвучали так громко, что все в зале обернулись в ее сторону. Она тут же почувствовала себя подавленной, и Лукас невольно присмотрелся к ней. Если бы он не знал ее лучше, то решил бы, что она вот-вот заплачет.
– Элис, – начал он.
Его сочувственный тон мигом осушил ее слезы, и она чуть приподняла подбородок:
– Я, конечно, говорю это гипотетически.
