Эдриен вернулся за стол и сел. Она, конечно, во всем права. И он не мог винить ее за ярость, боль и обиду. Он действительно повел себя как идиот. Не поверил ей, хотя не имел для этого никаких оснований. Ему следовало с самого начала понять, что она опять связалась с департаментом. И ничего ему об этом не сказала, потому что не могла. Не имела права. И она ни разу не солгала ему. Можно говорить только о недомолвках. А учитывая, как много он жене не поведал, в его интересах не считать недомолвки ложью.
И не следовало упоминать о ее прошлом. Тем более что он знал о ней абсолютно все, включая имена ее немногочисленных… крайне немногочисленных любовников. Департамент всегда собирал максимум информации о своих агентах.
Он достал бумагу и стал перечитывать написанное.
«Моя дорогая Эви…»
Даже лучше, если они не будут жить под одной крышей, пока он осуществляет свой план. Так будет проще. Он с самого начала рассчитывал на притягательную силу слов, но теперь понял, что надо действовать быстрее. Он не мог долго жить без нее, спать в холодной постели, и пока Сэр будет соблазнять ее на бумаге, Эдриен сделает все от него зависящее, чтобы получить ее прощение.
Эдриен понимал, что все им задуманное — глупый обман. Но вероятно, таков характер некоторых мужчин — или такова природа любви — стремиться на всех парах к тому, что может оказаться катастрофой. Тем не менее он знал себя и понимал, что не сможет дальше жить, не закрыв этот вопрос. Он всегда будет сомневаться, не занимает ли кто-то другой место в ее сердце, пока не убедится, что является истинной любовью Эви. Не исключено, что этого она ему никогда не простит. Хотя тут можно поспорить. Ведь человек, который пытался совратить ее, и тот, кто на ней женился, — одно и то же лицо. Но к этому аргументу прибегать не придется. Она никогда ничего не узнает.
Если, разумеется, не выберет Сэра. Но раз уж он, Эдриен, подошел к мосту, придется его перейти.
Макс прав. В такую опасную игру он еще не играл.
Селеста оседлала его и зажала рукой рот. Макс сразу проснулся и приготовился к драке.
— Это я, — сказала она, предупреждая слишком бурную реакцию.
Макс расслабился, и Селеста убрала руку. Даже в предрассветных сумерках она видела, как загорелись его глаза.
— Ты отлично знаешь кто. — Селеста жадно и настойчиво поцеловала мужчину. — Шалунишка.
— Шалунишка? Интересно, кто на кого залез. Не то чтобы я возражал, нет, не думай. — Он довольно ухмыльнулся. — Мне нравится так просыпаться.
— Я здесь не для того, чтобы порадовать тебя.
— Ты уверена? — Макс крепко ухватил Селесту за руки и, перекатившись, подмял по себя. — Совершенно уверена?
Она задрожала. Все же он имеет над ней власть. И департамент здесь ни при чем.
— Да, — сообщила она.
— Твой голос звучит неуверенно, — прошептал Макс, лаская губами ее шею. — Тогда, может быть, стоит мне порадовать тебя?
Селеста тихо застонала.
Макс засмеялся.
— Спорим, что я смогу заставить тебя передумать. Что поставишь?
— О Боже, Макс! — Она ненавидела себя за то, что не сумела справиться с чувственной хрипотцой в голосе и участившимся дыханием… Но это было выше ее сил. — Ты же знаешь, я никогда не держу пари, если уверена, что проиграю.
— Ты меня безумно любишь.
— Ну да. А что?
— Чепуха. Я понимаю, что любая леди, обладающая каплей здравого смысла, должна держаться от тебя подальше. Значит, разума я еще не лишилась. — Она оттолкнул Макса и выбралась из постели. — Надо поговорить.
— Сначала?
Селеста проигнорировала явный намек.
— У меня мало времени.
— А много времени нам и не потребуется. — Макс схватил ее за руку и потянул на кровать. — Тебе же нравится, когда мы голодны, злы и спешим.
— Прекрати! — Она попыталась высвободиться, впрочем, не очень старательно. Макс прав. Ей действительно нравилось, когда он брал ее быстро и сильно. Или она брала его, подталкиваемая голодом, который мог вызвать в ней только он. Он сделал ее ненасытной, заставил постоянно хотеть его, так же сильно, как сам хотел ее. И они были всегда готовы любить друг друга. Даже теперь ощущение его обнаженного тела, к которому она прижималась, оставаясь полностью одетой, вызвало прилив мучительного желания.
— На самом деле ты этого вовсе не хочешь. — Руки Макса уже были под ее одеждой. — Думаю, еще немного, и ты выкрикнешь мое имя…
— Да прекрати же ты! — закричала Селеста. Она вывернулась из его объятий, встала и на всякий случай отошла от кровати подальше. — Я же сказала, что нам надо поговорить. И тебе придется меня выслушать.
— Я ничего не хочу слышать, кроме твоих стонов в пароксизме страсти…
— Макс!
— Ну хорошо. — Он покорно вздохнул. — Говори, что случилось.
— Ты должен что-то сделать.
— Но я же тебе только что предлагал!
— С Эвелин, — выпалила Селеста. — Она оставила лорда У.
— В каком смысле? — Макс сразу насторожился.
— В самом прямом. Она уехала из дома.
— Навсегда?
— Боже мой! Надеюсь, что нет, потому что сейчас она живет со мной.
— Это нехорошо.
— А я что говорю? — Глаза Селесты метали молнии. — Ты обязан что-то с этим сделать.
— Почему я должен что-то с этим делать? — осторожно спросил Макс.
— Потому что все это из-за тебя.
Макс нахмурился.
— И в чем же, по-твоему, моя вина?
— Ну, по правде говоря, здесь не целиком твоя вина, но изрядная доля есть. По крайней мере все началось именно с тебя. — Селеста поставила стул ближе к кровати, но так, чтобы Макс не мог до нее дотянуться, и села. Она никогда не обращала внимания, какой этот стул старый и обшарпанный. Но он всегда бывал прикрыт ее одеждой. — Она мне вчера много чего рассказала — после того, как ворвалась в мой дом с дюжиной саквояжей, чего достаточно только на пару дней, с горничной и еще двумя слугами.
— Я думал, это ее дом, — мягко сказал Макс.
— Конечно, он принадлежит ей. Но это мой дом. Я в нем живу. А она в него вторглась. Имеет полное право, — добавила Селеста. — Эвелин — моя лучшая подруга, и мне очень приятно, что она обратилась ко мне, но…
— Но что? — заинтересовался Макс.
— Но ее постоянное присутствие рядом будет крайне неудобным.
— Неудобным? — не понял Макс. — А, ты имеешь в виду, для тебя и меня?
Селеста окинула его сердитым взглядом.
— Речь не только о тебе, Макс.
— Сомневаюсь, — ухмыльнулся тот.
— Моя жизнь не ограничивается тобой, и она в высшей степени усложнится, если Эвелин будет постоянно путаться под ногами. Я высоко ценю уединение. — Она на секунду задумалась и кивнула. — Да, будет очень трудно, практически невозможно ускользнуть из дома вечером, не солгав ей. А я все еще стараюсь избегать лжи.
