Она двигалась словно в толще воды, каждый шаг давался с трудом. Люди не обращали на нее внимания. Джулиана брела по улице, и улица вывела к порту, где покачивались у пирсов шлюпки, доставлявшие пассажиров на корабли.
В одну из них садился человек в капитанской форме, по виду англичанин, явно собиравшийся добраться до своего судна.
— Постойте! — вскрикнула Джулиана.
Мужчина обернулся; у него были ясные глаза и пушистые усы.
— Да, мисс? — Он действительно говорил по-английски.
— Вы с пассажирского судна?
Джулиана говорила с некоторым трудом.
— Парусник «Королевская слава». Мы идем в Мельбурн.
— Замечательно. — Джулиана вытащила кошелек, который непостижимым образом остался при ней, и сунула его в руку опешившему капитану. — Вот. Возьмите меня с собой. Умоляю.
— Но, мисс… — мужчина взвесил кошелек в руке. — Но…
— Прошу вас! — умоляюще прошептала Джулиана. — Мне нужно уехать! Пожалуйста!
Капитан заглянул в кошелек и, видимо, остался доволен увиденным. — А ваш багаж, мисс?
— У меня нет багажа. — Она решила солгать. Что угодно, лишь бы не остаться здесь! — Его потом привезут. Позже.
— Понятно, — с сомнением протянул капитан, но, взвесив кошелек еще раз, решил не задавать лишних вопросов.
Он взял под козырек и предложил Джулиане руку, чтобы молодая женщина могла войти в шлюпку.
— Добро пожаловать на «Королевскую славу», мисс! Мы, конечно, уступаем чайным клиперам в скорости, но, поверьте…
Джулиана не слушала болтовни капитана. Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела, как удаляется берег. Удаляется то черное, что было там. Она бежит. Бежит на край света.
Как она добралась до своей каюты, Джулиана не помнила. А следующим ее воспоминанием была уже портовая гостиница в Мельбурне и — лицо Джеймса Форда…
Джулиана не сводила глаз с этого человека. Абадайя Краштвуд — вот его имя. Он хочет ее смерти, и не просто хочет. Он — ищейка, посланная за ее жизнью и душой. Кто-то настолько желает ее смерти, что готов преследовать Джулиану до самого края земли, без остановки, без отдыха, до самого конца. Он заметил ее. Абадайя видел корабль, видел его название. Пойдет ли он следом? Конечно, пойдет. На мгновение Джулиане захотелось, чтобы все кончилось здесь и сейчас. Стоит немного сильнее перегнуться через перила, оттолкнуться руками — и кануть в голубой бездне океана. Здесь, на глазах у своего преследователя. И все кончится. Ищейка получит свое.
Голос Эдди вырвал Джулиану из черного мрака уныния и отчаянья. Нет. Не так. Не на глазах у сына. Не на глазах у Джеймса. Они этого не заслужили. Сколько бы ей ни отвела судьба, пусть. Она вернется в Мельбурн, займется пансионом. Главное, чтобы никто и ничего не заподозрил. А когда Абадайя Краштвуд придет за ней, она подчинится. И попросит лишь одного: сделать так, чтобы она исчезла без следа — и в обмен на эту услугу она сделает все, что он пожелает. Эдди станет богатым наследником, а она назначит его опекуном Джеймса. Сколько бы дней ей ни оставалось, она их проживет.
Мельбурн встретил их жарой и пылью: середина австралийского лета. Эдди утомило долгое путешествие морем, хотя он и старался этого не показывать. Форд, привыкший за время вынужденной изоляции на корабле каждый день проводить рядом с Джулианой, смотрел на приближающийся берег с определенным неудовольствием. Хотя Джулиана много времени уделяла сыну, она никогда не отказывала Джеймсу в общении; они обсуждали книги, купленные в Бомбее, Джулиана делилась своими планами насчет пансиона. Они говорили обо всем на свете, и это все больше сближало их.
Джулиана казалась спокойной, но печальной. Форд не мог понять, почему она грустит. Казалось бы, все идет как нельзя лучше: она нашла сына, память постепенно возвращается, она обеспеченная и даже богатая дама. В чем причина ее печали? Иногда Форду казалось, что она больна, смертельно больна. Еще полгода назад он и представить себе не мог, что скажет о ком-то, что на этом человеке, видите ли, лежит тень смерти. Теперь же он ясно и больно ощущал эту тень, призрак безнадежности и конца. Это было необъяснимо и страшно. Их каюты располагались рядом, поэтому он часто слышал, как Джулиана поет колыбельную сыну, рассказывает ему сказки, смеется и заставляет смеяться сына. Эдди был еще слишком мал, чтобы долго помнить плохое, поэтому мальчик искренне радовался воссоединению с матерью и совершенно не вспоминал о разлуке. Джулиана же не могла отвести от сына глаз, постоянно искала его взглядом, поправляла одежду, обнимала и целовала. Мальчик принимал эти ласки и отвечал на них с искренностью невинной души.
Эта сторона натуры Джулианы поразила Джеймса еще глубже, чем ее красота, грация, острый ум и образованность. Нежность и терпение, мягкость, абсолютная преданность и ласковая способность прощать, соединенная с уверенной настойчивостью талантливого воспитателя. Она действительно может стать хорошим учителем, она способна передать другим огонь своей души и стремление познавать мир. Форд смотрел на Джулиану, стоящую у поручней на носу клипера вместе с сыном, и думал, что никогда не сможет отпустить ее. Что угодно, только не это. С тех пор как она покинула Гленфилд, он постепенно терял ее. Она утекала, как вода. То страстное притяжение, что возникло между ними так быстро, больше не давало ему никакой власти над ней. Что-то более сильное влекло Джулиану куда-то во тьму. Несколько раз он пытался заговорить о ее печально она умело переводила разговор на другое. У нее появилась какая-то тайна, к которой она никого не желала допускать.
— Джулиана, — Форд подошел к матери и сыну. — Я помню, что ты не захотела принять мое предложение насчет квартиры, но теперь, когда с тобой Эдди, может быть… Я все же думаю, что тебе стоит пожить там. Я устроюсь в гостинице.
— А когда приедет папа?
До сих пор мальчик никогда не заговаривал об отце, и это слово заставило Форда вздрогнуть. Он напряженно ждал ответа.
— Папа? — Джулиана погладила сына по голове. Она знала, что рано или поздно Эдди спросит, и ответ приготовила заранее: — Я не знаю, милый. Понимаешь, мама долго болела, а папа…
— Ты говорила, что папа уехал далеко-далеко, что он хочет приехать, но не может.
— Да, сынок, не может. Но он любит тебя и думает о тебе.
— А о тебе? — Мальчик смотрел Джулиане в лицо напряженно и внимательно. — О тебе он думает? А ты любишь его?
