подопечных оценивающим пристальным взглядом.
– Вот они. Явились. Слетаются, как мухи на мед, – усмехнулся он, и тонкие губы изогнулись в кривой улыбке. Вивьен и Ренар недоуменно переглянулись, и судья, одарив их коротким кивком вместо приветствия, продолжил: – Признайтесь, вы почувствовали, что у меня припасено что-то для вас, поэтому и явились ни свет ни заря.
Ренар оставался мрачно молчаливым после недавнего разговора с другом о еретической литературе. Вивьен понял, что эту беседу ему предстоит взять на себя, и не преминул начать:
– Не изволите ли пояснить, Ваше Преосвященство?
Вместо ответа судья Лоран указал на свой стол, на котором лежало два свертка, похожих на небольшие дорожные мешочки. Нечто бесформенное было перевязано отрезами грубой ткани и перетянуто бечевкой. Вивьен расплылся в улыбке, понимая, что имеет в виду Его Преосвященство.
– Угощения от аббата Лебо? – спросил он.
– Именно, сын мой, – хмыкнул судья Лоран. – Бернар, кажется, мнит меня вашим личным курьером, раз считает, что я должен каждый раз передавать это вам.
Усмешка его была беззлобной. Вивьен прекрасно знал, что если Лорана и раздражают эти периодические передачи монастырских пряников, то он вполне готов с этим мириться, ведь большую порцию Бернар Лебо, разумеется, отправляет Его Преосвященству, а Сент-Уэн славится своими сладостями, и даже епископ рад отведать этих угощений, несмотря на свой обычно строгий постный рацион, предписанный Святым Франциском.
Если что-то и могло по-настоящему удручать судью Лорана, так это наставническая забота, которую аббат по-прежнему проявлял к двум своим бывшим воспитанникам. После операции в Кантелё Бернар Лебо прибыл в Руан самолично, дабы присутствовать на допросе своих воспитанников и лично убедиться, что Ансель де Кутт не затуманил им головы своим мерзостным лжеучением.
– Мы благодарны за вашу доброту и за то, что проявляете снисхождение к небольшой блажи нашего прежнего наставника, Ваше Преосвященство, – елейно улыбнулся Вивьен.
На этот раз судья Лоран нахмурился.
– Лесть – есть приправленная терпким вкусом гордыни сладостная ложь, и она – не лучшее качество инквизитора, сын мой, пусть ты и владеешь этим полезным навыком в совершенстве, – наставническим тоном сказал он.
– Я и не думал лгать. Я говорил от чистого сердца.
Епископ поджал губы, словно подавив слова, которые уже не первый год вертелись у него на языке. Как инквизитор, Вивьен Колер прекрасно умел читать в людских душах то, что действительно волновало собеседников, поэтому он знал, что на самом деле затрагивает тревожные струны души Кантильена Лорана.
Как и Ренар, епископ часто мысленно возвращался к печальной истории в Кантелё. С той лишь разницей, что Ренар частенько вспоминал сам факт предательства Анселя; печаль же судьи Лорана была несколько другого характера. Он, похоже, не мог изгнать из головы мысль о том, что сам пригласил Анселя де Кутта обучать своих подопечных, и, если бы ересь поселилась в сердце хотя бы одного из них, вина за это легла бы на плечи епископа.
Вивьен не разделял угрызений совести Лорана: в Нормандии катарская ересь практически не встречалась, с ней толком не имели дела, она процветала в основном на юге Франции, очагом ее был Лангедок – Тулуза, Каркассон и Монсегюр в особенности.
Когда Ансель появился в Руане, он исправно ходил к мессе, был добродушным и казался крайне набожным. Имя, которым он представлялся, не вызывало подозрений, как, впрочем и его внешний вид. Единожды, как помнил Вивьен, судья Лоран спросил Анселя, отчего тот никогда не снимает черных одежд, и Ансель вежливым, но весьма строгим тоном, подразумевавшим, что без лишней надобности никому не стоит расспрашивать его о личной истории, сказал, что носит траур. Как выяснилось, он не лгал. Он вообще никогда не лгал – всего лишь недоговаривал.
– Ладно, держите, не стану вас томить, – вздохнул судья Лоран, встав и протянув Вивьену и Ренару два свертка монастырских сладостей. Даже через ткань от них исходил приятный орехово-медовый запах. Ренар с наслаждением втянул носом воздух, прислушиваясь к аромату. Вивьен же вдруг понял, что потревоженный с утра резким рывком правый бок слишком докучает ему, совершенно отбивая аппетит. Первым порывом было отказаться от угощения, однако он быстро передумал: знал, кому может прийтись по вкусу монастырская выпечка, поэтому решил припрятать дар аббата Лебо.
– Спасибо, Ваше Преосвященство, – благодарно кивнул Ренар.
– Мы хотели узнать, нет ли у вас помимо подарков из монастыря каких-либо поручений для нас, – смиренно кивнул Вивьен.
Судья Лоран улыбнулся, глядя на них.
– Всегда готовы возвращать заблудшие души в лоно истинной Церкви, дети мои? – усмехнулся он.
– Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь [9], – ответил Вивьен словами Писания, чем вызвал одобрительную улыбку епископа.
– Ты всегда умел найти самый правильный ответ из всех возможных, – сказал он, покачав головой. – Нет, на сегодня для вас задач нет, можете провести день, как заблагорассудится. Полагаю, вы найдете вашему времени хорошее применение.
Последний вопрос словно был тем самым моментом, в который следовало озвучить свою просьбу. Вивьен осторожно посмотрел на судью Лорана и, поджав губы, решился спросить:
– Ваше Преосвященство не соблаговолит разрешить мне провести этот день в библиотеке?
Первые разы, когда Вивьен просил об этом, судья Лоран лишь удивлялся, отчего он задает такой вопрос, ибо не находил необходимости спрашивать о разрешении укрепить веру священными текстами. Лишь когда Вивьен раз за разом начинал спрашивать его о закрытой комнате, где ожидают часа своего сожжения еретические и еврейские книги, епископ искренне насторожился. Он несколько раз проводил с Вивьеном беседу о том, как важно понимать вред и опасность хранящейся в этой комнате литературы, но Вивьен, казалось, прекрасно понимал, о чем просит, и не боялся, что ересь проникнет в его душу и развратит ее. Тем не менее, во избежание лишних проблем судья Лоран предпочитал как можно реже разрешать ему посещать эту секцию.
– Ты знаешь столько священных текстов наизусть, что я попросту не представляю, что тебе там делать, сын мой, – произнес он с елейной улыбкой на губах, однако взгляд его выражал неприкрытую угрозу.
Вивьен знал, что, когда Кантильен Лоран пребывает в таком настроении, лучше не просить его дважды.
– Что ж, в таком случае, возможно, я просмотрю прежние дела еретиков. Быть может, найду что-то важное.
– Этим и займись, – примирительно сказал судья Лоран.
Ни Вивьен, ни Кантильен Лоран не были уверены, что он действительно
