За окном начал накрапывать мелкий дождь.
Всего лишь две. Да он сама невинность. В отличие от всех остальных мужчин, которых она знала. Должно быть, Адам об этом догадывался. И все же Ева не могла избавиться от назойливых мыслей, которые лезли ей в голову. Ее терзало незнакомое грубое чувство ревности. «Кто сжимал тебя в объятиях? Кто ощущал тяжесть твоего тела? Вкус твоих губ? Радость близости? Чьи обнаженные ноги сплетались с твоими ногами? Кто видел, как твои сомкнутые ресницы темными полукружиями ложатся на щеки, а золотистые кудри рассыпаются по подушке, когда ты спишь? Чье лицо царапала по утрам пробивающаяся щетина на твоих щеках? Какой ты, когда теряешь голову, преподобный Силвейн?»
— Как долго это длилось? — выдохнула она.
Казалось, время застыло. В вязкой тишине слышалось только их дыхание, в глазах друг друга они видели свое отражение. Пальцы Евы замерли на руке Адама. Его пульс участился, и ее сердце забилось быстрее. Его теплое дыхание коснулось ее лица.
А в следующий миг грудь Адама дрогнула. Он глубоко вдохнул, собирая волю в кулак. Потом медленно, с усилием отвел руку.
Откинувшись на спинку стула, он повернул голову к окну. Его ладони прижались к столу, костяшки пальцев побелели от напряжения. На горле дернулся кадык.
Он не смотрел на Еву. Словно боялся, не доверяя себе.
— Мне нужно навестить одного прихожанина, — тихо произнес он.
Ева понимала: Адам только что спас их обоих.
Он медленно поднялся, будто раненый или пьяный. Схватив со стула сюртук, продел руки в рукава.
Ева молча кивнула, испытывая облегчение и странную тяжесть в голове. Если бы Адам прикоснулся к ней, она бы погибла.
И стоило ей прикоснуться к нему… случилось бы то же.
Она встала следом за ним. Чувствуя себя потерянной, обнаженной. Не находя сил заговорить.
— Спасибо, что залатали меня, — сказал Силвейн с легкой печальной улыбкой.
«Спасибо, что смутили мой покой», — горько усмехнулась про себя Ева, борясь с навалившейся слабостью.
— О, я знаю массу полезных вещей и много чего умею.
О боже… после всего, что произошло, ее слова прозвучали как непристойный намек.
На губах преподобного скользнула улыбка.
— Охотно верю. Надеюсь увидеть вас в доме О’Флаэрти.
— Да. Мне дали понять, что в качестве награды я, возможно, получу приглашение на празднество с музыкой и танцами, которое состоится через две недели или около того. Если, конечно, меня сочтут достойной.
Пастор долго надевал шляпу, как будто, водрузив ее на голову, рассчитывал вернуть себе здравомыслие и самообладание. Затем смерил Еву долгим хмурым взглядом, от которого ей вдруг стало трудно дышать, будто грудь сдавило железным обручем.
— Я великолепно танцую, леди Булман, — тихо произнес он.
В его голосе слышалось и обещание, и предостережение.
Вежливо притронувшись к полям шляпы, Адам вышел за дверь.
— Это не… пастор там вдалеке? Идет в нашу сторону по лужайке? — спросила Джозефина.
Миссис Снит, мисс Питни и мисс Чаринг, вытянув шеи, выглянули из окна экипажа, катившегося по дороге к усадьбе леди Булман.
Это и впрямь оказался преподобный. Дамы приветливо помахали ему, однако тот их не заметил. Ландо поравнялось с ним, но пастор словно ослеп и оглох. Он не услышал ни скрипа колес, ни грохота подков.
— Только посмотрите на выражение его лица, — проговорила миссис Снит. — Он погружен в свои мысли. Наверное, ему открылось божественное откровение.
— Не похоже, — задумчиво протянула мисс Питни.
— Замечательный человек, — решительно припечатала миссис Снит.
— Как вы думаете, куда он направляется? — Джозефина с тоской проводила глазами преподобного.
— Прямиком на небеса, — строго осадила ее миссис Снит.
— А откуда, по-вашему, он вышел? — полюбопытствовала мисс Питни.
Все три дамы повернули головы в ту сторону, откуда появился преподобный Силвейн.
Дорожка вела к Дамаск-Мэнор.
— Пасторский долг для него превыше всего, — изрекла миссис Снит тоном, не терпящим возражений. Как будто надеялась силой убеждения заставить свои слова обернуться чистой правдой.
Глава 14
Два часа спустя миссис Снит, мисс Джозефина Чаринг и мисс Питни доставили Еву к дому «Немейского льва».
— Леди Фенимор — пожилая вдова. Она любит гостей, поскольку уже не в силах покидать дом. Вы могли бы развлечь ее чтением вслух, — предложила миссис Снит. — Что-нибудь поучительное пошло бы на пользу вам обеим. — Она сунула Еве в руки раскрытую Библию. Один из стихов был отмечен карандашом.
— Она сущий кошмар, — доверительно призналась мисс Чаринг, понизив голос, чтобы ее не услышала миссис Снит, которая успела отойти на несколько шагов. — Жуткая старуха. Если вы не плакали с самого детства или вовсе отроду не пролили ни слезинки, она найдет способ довести вас до слез. Даже мисс Питни рыдала, а у нее сердце, уж вы мне поверьте, холоднее льда и тверже оливковой косточки.
— Мне просто камфара щипала глаза, — надменно возразила мисс Питни. — Комната леди Фенимор пропитана этой дрянью.
— Ее дочь Дженни неплохо держится, учитывая все обстоятельства, — продолжала Джозефина. — Она уверяет, будто мать не всегда была такой, однако другой я старуху не помню. Но ей определенно нравится наш пастор. — В голосе мисс Чаринг явственно слышалось: «А кому он не нравится?»
Возле дома леди Фенимор дамы покинули Еву, обещав вернуться за ней через два часа.
Застенчивая молодая женщина по имени Дженни, дочь леди Фенимор, проводила гостью в дом, чуть более просторный и внушительный, чем Дамаск-Мэнор. Оглядевшись, Ева не заметила обглоданных костей несчастных жертв «Немейского льва».
Она вошла в душную, жарко протопленную комнату. В камине пылал огонь, шторы были раздвинуты, и в широкие окна вливались потоки света. Посередине спальни на массивной кровати лежала старая женщина, обреченная на неподвижность.
— А, так вы, верно, та самая шлюха, о которой судачит вся округа.
Огромные, небесно-голубые глаза с издевкой глядели на Еву. Похоже, миссис Фенимор пользовалась своим почтенным возрастом, чтобы скандализировать окружающих, находя в этом утешение на склоне лет. Она со злорадным удовольствием ожидала ответа.
— Неужели обо мне все еще судачат, леди Фенимор? — любезно осведомилась Ева. — Вообще-то шлюхам платят за услуги. А мне уже долгие годы никто не платит. Боюсь, теперь меня уже не назовешь этим словом.
Леди Фенимор недоверчиво прищурилась.
— Значит, теперь вы занимаетесь этим ради удовольствия?
— А вы можете назвать причину более вескую?
Пожилая дама не сразу нашлась с ответом.
— Ради продолжения рода, — заносчиво и слегка раздраженно заявила она после минутной заминки. — Я дала жизнь нескольким детям, знаете ли.
— Разумеется. Рождение детей — прекрасная отговорка, чтобы заниматься любовью. Хочу предложить вам загадку, леди Фенимор. В чем, по-вашему, основное различие между шлюхой и женой? — Леди Фенимор надолго задумалась. — В уровне мастерства, — подсказала Ева.
И, черт возьми, старуха улыбнулась. В ее глазах мелькнул лукавый огонек.
— Все мы делаем это за деньги, если уж на то пошло, — признала она. — Продаем себя, выходя замуж. Возможно, ваш путь еще не самый худший. Почему они отправили вас сюда? Пытаются свести меня в могилу раньше времени или никак не могут решить, какую еще глупую курицу ко мне послать?
— Судя по вашему виду, леди Фенимор, вам пока рано задумываться о могиле.
Сердито сверкнув глазами, пожилая дама медленно чуть приподняла дрожащую голову. На мгновение она застыла, упираясь в матрас высохшими руками, словно готовилась сорвать голову с плеч и швырнуть в Еву, как пушечное ядро.
Потом бессильно рухнула на подушки. По ее губам скользнула улыбка.
— Наверное, у вас была интересная жизнь, — проговорила Ева.
— Не такая интересная, как ваша, моя дорогая. Когда вас не сдерживают границы морали, вы вправе избрать любой путь и испытать многое, что недоступно большинству из нас.
